Семен Скляренко - Владимир

Феофано так волновалась, что ей трудно было дышать. О, какие величественные дали открывались перед нею! Поверить своему счастью, поверить проэдру или нет? Сколько раз уже он обманывал ее и людей, которые вверялись ему! Но нет, нет, на этот раз он не может лгать и обманывать. Василий и Константин по праву взойдут на трон, они и сейчас соцарствуют с Иоанном.

– Значит, надо убрать Феодору и Склира? – сурово сказала Феофано.

– Да, Феофано, обоих… Я добился того, что Иоанн хочет повидаться и поговорить с тобою. Если же ты побываешь у него, то сумеешь все сделать. Что ж, василисса, – поднял он кубок, – может, мы теперь выпьем за наше счастье и успех?

Он помолчал и добавил:

– …Да еще за то, чтобы Иоанн поскорее занял свое место в гробнице на Халке, в храме Христа Спасителя!

– О нет, – она подняла кубок и дерзко, хищно засмеялась. – Я выпью за то, чтобы Иоанн еще пожил… пока мы не довершим своего дела.

Феофано нелегко было пробраться в Большой дворец, еще труднее – очутиться в опочивальне Иоанна, но у проэд-ра повсюду – и у Слоновых ворот, и на террасе Дафны, и в самом китоне – были свои люди. В черном одеянии, в шляпе со страусовыми перьями, с мечом у пояса, она, как этери-от, вместе со сменной стражей прошла в Большой дворец. Там ее повел переходами начальник этерии Пеон, в китоне Феофано скинула одежду этериота, шляпу, меч.

Вместе с проэдром Василием она вошла в опочивальню в Большом дворце, где жила могущественной василиссой во времена императоров Романа и Никифора Фоки и где теперь василевсами были Иоанн и Феодора.

Она даже содрогнулась, увидев после многих лет знакомые стены опочивальни, изображенные на них фигуры прежних императоров; с молитвенниками в руках, подняв очи горе, они все шли и шли куда-то – как прежде, так и теперь. Увидела она и узнала серебряные светильники, стоявшие у стен, темные, пронизанные золотыми нитями занавеси на окнах и дверях, ложе в углу – о, Феофано знала это ложе, на нем почивали императоры Роман, Никифор и Феофано с ними.

Сейчас на этом ложе умирал Иоанн Цимисхий – тот, кто убил здесь, в этой опочивальне, императора Никифора Фоку, тот, кто клялся Феофано в любви, а потом отрекся от нее.

Она даже не узнала его. Это был не тот Иоанн, когда-то крепкий, жилистый, сильный, которого она обнимала и целовала, который утолял здесь ее ненасытную страсть. На ложе лежал скелет, вдоль белой простыни были вытянуты высохшие, темные, сведенные болезнью руки, ужасной была голова – облысевшая, с огненно-рыжими бородой и усами, из-за которых виднелись зубы, с заострившимся носом, темными глазами, сверкавшими в глубоких впадинах.

– Иоанн! – громко произнесла она. – Приветствую тебя, василевс!

– Феофано! – глухо отозвалось в опочивальне.

Чтобы не мешать их беседе, проэдр Василий сделал рукой знак, что будет находиться тут же, за дверями, и вышел из опочивальни.

– Ты меня, наверное, не узнала, – сказал Цимисхий. – С тех пор как разбилось… как я разбил зеркало, я не видал и не хочу видеть своего лица. Скажи, я очень изменился, я очень страшен, Феофано?

Она прошла вперед и остановилась возле его ложа.

– О нет, – сказала Феофано. – Ты болен и переменился, но не страшен.

– Проклятая болезнь! – заволновался он. – Никто ее не знает, а она мучит, изнуряет мое тело и душу. Я уже потерял все силы.

Он помолчал и, тяжело дыша, все смотрел и смотрел на нее – такую же прекрасную, как прежде, несравненно прекрасную Феофано.

– Спасибо, что ты приехала. Я очень ждал тебя. Но ты словно гневаешься на меня? Ты, должно быть, не можешь забыть ту ночь в Софии, когда мы говорили с тобой в последний раз и когда я сам посоветовал тебе уехать в Армению.

– Не посоветовал, а выслал, – не сдержалась Феофано.

– Да, да, выслал, этого требовали обстоятельства.

– Я помню ночь в Софии, – промолвила Феофано, – и не обвиняю тебя. Ты поступил тогда так, как требовали обстоятельства. Но ты не разобрался, кто твой друг и кто враг, ты предал Феофано и теперь расплачиваешься за это. Но я все забыла, любила тебя и люблю, стоило тебе позвать меня, и я через весь Понт примчалась в Константинополь, пробралась сюда. Только для чего, для чего, Иоанн?

Он беспомощно огляделся по сторонам,

– Как же я мог не позвать тебя? Ведь я остался совсем один.

– Ты остался одиноким еще тогда, когда мы виделись с тобой в соборе, в Софии. Припомни, ты сам говорил об этом.

– Я помню все, словно это было вчера, Да, я уже тогда был одинок, а потом война со Святославом, походы на Азию, страшная, неизвестная болезнь.

– Ты захворал, Иоанн, только потому, что меня не было рядом с тобой. Я бы этого не допустила, отвела бы вражескую руку.

Она присела на ложе совсем рядом с Цимисхием, видя перед собой его встревоженные, испуганные глаза.

– Ты думаешь, кто-то мог сделать это умышленно?

– Не только мог, но и сделал.

– Но кто же? Неужели он? – Иоанн кивнул в сторону двери, через которую вышел проэдр.

– О нет, – поспешно ответила Феофано. – Я не знаю человека, который служил бы тебе так же верно, как он.

– Тогда кто же, кто? Ведь я заболел не здесь, а в далеком походе. Это началось ночью… у горы Олимп, где я был только с проэдром.

– Есть яды, которые действуют не сразу, а через известное время, и действуют долгие годы…

– А потом? – Он схватил Феофано за руку. У него были холодные, высохшие, костлявые пальцы. – Феофано! Почему же ты молчишь? Ты хотела сказать, что потом конец, смерть?

Феофано гладила теплыми пальцами его холодные руки.

– О нет! – уверенно ответила она.– Против каждого яда есть лекарства. Нужно только узнать, что именно могли тебе дать. Я уверена, что сумела бы разгадать и вылечила бы тебя.

– Спасибо, что ты меня поддерживаешь, Феофано. Только нужно узнать, кто мог дать этот яд, потому что он может дать его еще и еще раз.

– Он или она, – коротко процедила Феофано, Запавшие глаза пристально смотрели на нее.

– Ты думаешь, что это женщина?

– Женщина и мужчина.

– Феофано! Скажи мне правду.

– Хорошо, я скажу правду, какой бы жестокой она ни была. Феодора… Я слыхала о ней еще в Армении, а теперь и в Константинополе… Это твой враг, но много говорят и о Варде Склире, – он даже держит здесь свои легионы. Феодора и Склир – для них это было бы неплохо.

– Какой ужас! – повторял он. – Ничтожная Феодора! Понимаю, она меня никогда не любила, не любил ее и я… Василисса, о, как я ошибся, вступив с ней в брак. А Склир – неблагодарный полководец, бездарность, убийца. Так нет же, они меня не обведут вокруг пальца, не обманут, не обманут, я сделаю так, что их безумные замыслы не осуществятся, рассыплются в прах, а сами они погибнут.

Феофано притворно равнодушно сказала: