Семен Скляренко - Владимир

– Рогнедь – хорошее имя, – властно сказал он, – но я хотел бы называть тебя русским именем – Рогнедой. Позволишь, Рогнеда?

О, любовь – первая в жизни, неповторимая, манящая! Ты словно цветок, распустившийся ночью, свежий, душистый, яркий, содрогающийся от тяжелых капель росы, полный животворных соков, дрожащий в томной надежде и напряжении, отдающий нектар, всю таинственную силу прелестному мотыльку, труженице-пчеле и целующий теплую щеку, которая склонилась над ним.

У нее было сильное, но нежное и гибкое тело, ее поцелуи напоминали солнечное тепло, ласки были похожи на морские волны; и разве же молодой, мужественный Владимир не походил на нее?

Только на рассвете лодия их любви прекратила свое плавание в море беззаботного счастья. В призрачном свете нового дня Владимир посмотрел на нее усталым, счастливым взглядом. Она поверила – новгородский князь умеет быть суровым, но еще больше, должно быть, умеет быть ласковым, страстным, нежным…

– Теперь ты уедешь, княже Владимир? – тихо и очень грустно спросила она.

Положив руку ей на плечо, он долго всматривался в ее лицо, видел голубые глаза, необычайно длинные и словно даже тяжелые ресницы, бледный лоб, темные полоски под глазами.

– Да, Рогнеда, я сейчас уеду. Земля зовет, люди… Впереди тяжкая брань.

~ Я знаю, всего дороже тебе брань, Киев, слава… Там ты забудешь меня.

~ Нет, не забуду. Слово русского князя твердо и непоколебимо. Еще не зная тебя, я нарек тебя женой, сегодня ночью я стал твоим мужем, так и будет.

Он поцеловал ее в губы, они были уже холодными, потом теплой щекой коснулся ее лба.

Рогнеда задумалась и сказала твердо, решительно:

– Нет, княже, после всего, что случилось, и за одну только ночь ты не мог меня полюбить. Я ждала, всю ночь ждала твоего слова, но ты его не сказал. Что ж, когда будешь уже в Киеве, напиши мне в грамоте, что велит сердце, пришли гонца, чтобы я знала все… А я не забуду этой ночи. Прости еще раз за то, что называла тебя робичичем, – ты истинный князь Руси. А теперь все, княже. Поезжай счастливо! Я буду молиться за тебя так же, как молилась за своего отца и братьев…

– Рогнеда! – воскликнул он. – Я сказал тебе все, что думал.

– Если же ты, – продолжала она грустно, – не полюбишь или же уедешь и забудешь меня, я останусь одинокой и не буду тебя проклинать… Слышишь, мой единственный, любимый! Так, выходит, судили боги…

Она поцеловала его. О, каким искренним и страстным был последний поцелуй Рогнеды!

Князь Владимир вышел из палаты, миновал несколько переходов, где стояли вооруженные воины, и направился в трапезную. Там уже приготовили завтрак, старшая дружина была в сборе. Но никто не садился за стол, все приветствовали князя, и только когда он сел, разместились по лавкам, бряцая мечами.

– Не будем мешкать, дружина! – сказал Владимир. – Путь перед нами дальних!.

Они поели досыта, изрядно выпили. Самому Владимиру есть не хотелось, он взял лишь несколько кусочков вяленой конины, запил ее медом.

Настало время покинуть Полоцк. Князь и воеводы вышли во двор, чтобы сесть на коней, направиться к реке, а там пересесть на лодии и двигаться дальше.

Но им не так-то скоро удалось выехать. Во дворе возле те-рема, где стояли разбитые возы, валялись пробитые шлемы, сломанные копья, топоры, столпилось много бородатых, одетых в длинные темные платна и высокие сыромятные сапоги людей. Как только князь появился на крыльце, они стали ему низко кланяться, зашумели:

– Выслушай нас, княже Владимир! Не покидай без своего слова!

– Слушаю! – остановился Владимир на ступеньках и подал знак, чтобы кто-нибудь из старших полочан подошел к нему ближе.

Вперед вышел седобородый мужчина, на лице которого темнел широкий шрам.

– Княже Владимир! – начал он. – Мы собрались тут – полоцкие воеводы и бояре, а множество людей стоят за стенами града, чтобы сказать тебе, как много мы натерпелись от свионских конунгов, как много зла видели от князя Регвол-да… Правое дело свершил ты, покарав его. Но доведи, княже, дело до конца. Испокон века были мы с Русью, имели своих русских князей, вели дружбу с Киевом-градом. Просим тебя, княже, прими нас к себе, хотим быть с Русью, множество наших людей желают идти с тобой. А нас не оставляй сиротами, дай своего князя! – Окончив речь, седобородый человек еще раз низко поклонился князю, вслед за ним склонили головы бояре и воеводы, стоявшие во дворе.

– А еще волим, – заговорили уже в дружине самого князя, – сверши суд над головниками, что хотели вчера убить тебя, княже, и нас, вели десницею своей покарать их.

– Добро! Будет так, как просите, – отвечал князь Владимир. – Русь примет к себе Полоцк и всю землю. Когда позднее побываем у вас, поговорим о князе. Сейчас оставляю у вас посадника своего, воеводу новгородского Путяту. Он будет деять по слову моему и вместе с вами стоять будет за Русь.

– Спасибо, княже Владимир! – раздались вокруг голоса.

– А головников покарай! Сверши суд, княже! – не хотела угомониться дружина.

Князь Владимир снял шлем с головы, оглядел людей, заполнивших двор, равнину за городом, голубое небо, солнце.

– Много смертей вокруг, – произнес он, – и не хочу их умножать… Пусть будет не смерть, а жизнь, велю я всех головников выпустить, пускай идут и рассказывают о справедливости русских людей. А дочь князя Регволда Рогнеду, что творила так, как подсказывал ей закон, хотела отомстить за отца и братьев, но не смогла этого сделать, а ныне ночью разула меня, я милую, оставляю в тереме как жену свою и княгиню.

На высокой стене Полоцка, у заборола, опершись на по-Ручни, стояла и смотрела на освещенную утренними розовыми лучами долину женщина в темном платне – то была Рогнеда.

Она видела, как из ворот города выехала многочисленная дружина, а за нею двинулись полочайе, видела, как на берегу воины сели в лодии и поплыли к слиянию рек Полоти и Двины, а полочане стояли и напутственно махали им руками.

Но среди всех этих людей Рогнеда видела только князя Владимира. Он выделялся среди остальных своей одеждой, оружием, но Рогнеде казалось, что он выше всех, красивее, стройнее. Вот он выехал во главе своей дружины за ворота, обернулся и долго смотрел на стены Полоцка, вот двинулся вперед, остановил коня на высокой круче и еще раз посмотрел на город, вот он шагнул в лодию, сел.

Глубокие и сложные чувства волновали душу Рогнеды в эти минуты. Она вспоминала недавнее прошлое, когда в палате отца своего осуждала новгородского князя-трела, вспоминала бой у стен города и в крепости, когда погибли отец ее и братья, их трупы под черным знаменем в лодии на Двине…

И, наконец, еще одна, прошлая ночь, когда Рогнеда пыталась отомстить князю-трелу, убившему ее отца и братьев, а потом сама пришли к нему в палату, разула, ответила поцелуем на поцелуй, всю ночь принадлежала ему…