Эдвард Радзинский - Распутин: жизнь и смерть

«Распутин приехал к обеду в новой шелковой рубашке… сначала дичился, но вскоре оживился, особенно когда сел за стол и выпил стакан красного вина». И тогда он «по просьбе присутствующих» рассказал им историю, еще недавно занимавшую всю Россию — как покушалась на его жизнь Гусева: «Подошла ко мне, просит трешницу… достал кошелек, роюсь… Пока рылся, она как пырнет меня в живот большим ножом! Я побежал, а она за мной глупая — с ножом. Я кричу:

«Брось, сука!» А она не бросает. Тогда я поднял с земли березовый кол и думаю: до каких пор раскрою ей череп? Потом пожалел — ударил легонько по плечу. Она упала, народ схватил ее за руки, хотел разорвать. Я заступился, а потом и сам обессилел, упал… « И насмешливая концовка, которая должна была подействовать на сытых женщин, собравшихся за столом: «Хоть бы хорошенькая зарезала, а то — стерва безносая… « На все вопросы он умеет ответить легко и естественно. — Почему ты рассорился с Гермогеном и Илиодором? — Был им друг, пока шел навстречу их желаниям… Просили заступиться — заступался, денег просили — доставал. Когда стал отказывать, перечить — стал нехорош… Гермоген захотел патриархом быть — где ему! Патриарх должен быть чистенький, молитвенник, он единственный, как солнышко…

По мере того как он пьянеет, его непосредственность становится пугающей. Но это его игра: пьяный мужик может указать жалким господам их место. «Когда хозяин дома несколько раз задал ему вопрос в то время, как Распутин о чем-то с увлечением беседовал с другим лицом… Распутин сначала несколько раз с нетерпением отмахивался, а потом выкрикнул по его адресу: „Да пошел ты к… “ И изысканное общество услышало „невозможное, площадное, мужицкое ругательство — так что присутствующие дамы в смущении разбежались по комнатам“. Но как раз эта „естественность“ и пленяет господ!

«Он отличался от многих своей непосредственностью, не старался казаться лучше, чем есть… он по всему своему облику приближался к типу „блаженного юродивого“. Да, Чихачев понял, чью роль играл Распутин. Он только не понял, что это была — роль…

И еще один примечательный визит Распутина состоялся вскоре после его возвращения в столицу. Этот визит, отраженный в нескольких сочинениях модных тогда литераторов, был примечателен тем, что в тот вечер рядом с Распутиным впервые появился «Русский Рокамболь» — Манасевич-Мануйлов.

Из донесений агентов: «9 апреля Распутин в 9 часов 45 минут… пришел в дом 18 по Садовой улице к Алексею Фроловичу Филиппову… Оставлен здесь до 2 часов ночи… было замечено, что происходило какое-то собрание или пирушка… «

Этот удивительный вечер описан в «Том Деле» самим хозяином дома — Филипповым. Правда, итог вечера чуть не оказался для него плачевен… Однако все по порядку.

За несколько дней до 9 апреля на квартирах сразу нескольких известных петербургских литераторов раздались телефонные звонки.

Позвонили и Тэффи. Тогда вся читающая Россия знала это имя (вернее — псевдоним знаменитой юмористки Надежды Лохвицкой). Ей уже перевалило за сорок, но вчерашняя роковая красавица была еще очень хороша. Уже в эмиграции, спустя много лет, она вспоминала тот телефонный звонок: «Петербургская оттепель, неврастения… Позвонил Розанов, бессвязно говорил о каком-то приглашении… „Не могу ничего вам сказать по телефону… « Так и не посмел сказать ничего конкретного“.

Знаменитый и по сей день Василий Розанов — один из тогдашних «властителей дум». Влюбленный в творчество Достоевского, 24-летний Розанов женился на вдвое его старшей Аполлинарии Сусловой — мучительной любовнице Федора Михайловича. И сам Розанов — мистик, посещавший хлыстовскую секту, болезненно интересовавшийся тайнами радений, был сродни персонажам Достоевского. Так что понятен его страстный интерес к приглашению, загадка которого разъяснилась, когда к Тэффи пришел еще один известный тогда литератор — Измайлов.

«Неужели вы не поняли, о ком речь? — спросил Измайлов. — Разве вы не знаете, о ком нельзя говорить по телефону? О Распутине! Ибо достаточно упоминания его имени — и телефон будет прослушиваться полицией». Вот кем был тогда полуграмотный «отец Григорий»!

Измайлов рассказал: «Живет в Петербурге издатель Ф. (Филиппов. — Э. Р. ), у которого довольно часто бывает Распутин… он дружит с ним… И еще к нему бегает известный в литературных кругах М-ч (Манасевич-Мануйлов. — Э. Р. )… Этот самый М-ч предложил Ф. пригласить кое-кого из писателей, которым было бы интересно посмотреть на Распутина… Общество будет небольшое, но список составлен тщательно… чтоб не вышло неприятной истории… Сегодня утром прибегал М-ч и показывал мне список приглашенных». И хотя все они очень боялись «попасть в историю» (знакомого Измайлова, видного общественного деятеля, сфотографировали в компании Распутина, и тот «счел себя опозоренным навек»), но интерес к Распутину сильнее. Ибо «весь Петербург» говорил тогда о нем!

Тэффи вспоминала: она обедала у знакомых, где в столовой на каминном зеркале красовался плакат «Здесь о. Распутине не говорят». (Да, мужик стал главной темой столичных разговоров). В результате Тэффи весь вечер… «проговорила о Распутине с некоей фрейлиной Е. „. Фрейлина рассказала ей, как Распутин, увидев ее впервые, сказал: „Ты придешь ко мне!“ И как она „почувствовала сердцебиение… и до сих пор не может забыть его повелительных интонаций“! «Будто судьба моя ему открыта“, — почти с ужасом вспоминала фрейлина…

Так что Манасевич задумал все правильно. И около 10 вечера все приглашенные знаменитости (кстати, сотрудничавшие в крупнейших газетах) собрались на квартире Филиппова.

Из показаний Филиппова: «Я решил… устроить прием, где был десяток журналистов, интересовавшихся Распутиным… представители самых разнообразных течений — Розанов из „Нового времени“, Тэффи из „Русского слова“, Измайлов из „Биржевых новостей“ и так далее».

Задуманный вечер был беспроигрышен — обычно очное знакомство Распутина с недоброжелателями непременно заканчивалось победой мужика. Получилось и на сей раз.

«Распутин очаровал всех присутствующих, даже тех, которые были предубеждены против него», — показал Филиппов.

И далее он, уже много раз видевший эти сеансы обольщения, описывает «стратегию» мужика: «Распутин не сразу вступил в разговор, по своему обыкновению точно изучив присутствующих, а затем стал подавать меткие реплики, по большей части в форме афоризмов. Особенно удачны были его ответы известному религиозному мистику Розанову и Тэффи… В середине ужина разошедшийся под влиянием выпитого Распутин предложил сказать импровизацию на тему: что такое любовь… Распутин в белой шелковой рубахе, подпоясанный… шнурком, импровизировал стоя, несколько нараспев и подняв глаза вверх… причем образность его выражений… близких по стилю к „Песне Песней“ Соломона, была такова, что Тэффи приступила к записи, и этот отрывок оставила у себя на память вместе с автографом Распутина… Распутин был бесцеремонен к Тэффи, словно угадывая ее стареющую, но еще страстную натуру… „ Тэффи тоже описала этот вечер: „В накуренной комнате человек шесть… Манасевич стоит у притолоки… еще каких то двое и — Распутин… роста довольно высокого, сухой, жилистый, с лицом, будто втянутым в мясистый длинный нос, с колючими, близко придвинутыми глазами… Глаза так блестели, что нельзя было разобрать цвет“. Розанов сообщает ей: „Мы с хозяином условились, что вас он посадит рядом с ним… он любит дам. Непременно затроньте эротические темы, разговорите его, тут он будет интересен… « Тэффи посадили на угол — справа Распутин, слева Розанов и Измайлов. Далее она описывает «бесцеремонность Распутина“, точнее — обычные его ухаживания. «Распутин пил много… — А ты чего не пьешь? Ты пей, Бог простит. — (И уговаривая, быстрым движеньем дотронулся до плеча, словно гипнотизер. ) — Глаза у тебя печальные, мучает он тебя очень… Эх, все мы женскую слезку любим. Я все знаю… Что за кольцо у тебя на руке? Протяни мне его тихонько под столом, я на него дыхну — погрею… Чего ж ты сама сняла… Я бы сам снял… — Но я отлично понимала (что будет под столом. — Э. Р. ), оттого и сняла… — Вот когда придешь ко мне, я много тебе расскажу, что ты и не знала… — И он снова тайно, быстро дотронулся до моего плеча“.