Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре

Савмаку их путь показался таким длинным и запутанным, что он ни за что не нашел бы дороги обратно. Сам старшина, хотя и бывал в Пантикапее много раз, еле разыскал этот переулок. Здесь не толпились люди. Меж каменных плит росла трава, а сами плиты, серые на солнечном припеке, в мрачном переулке выглядели черно-зелеными.

Они остановились около глухих ворот, окованных железными полосами и круглыми бляхами.

– Сильны боги, – вздохнул как-то особенно старшина, – кажется, здесь.

– Что? Тут царь живет? Ух, какие ворота! Целый дом в них протащить можно!

Комарх постучал висевшим на цепочке молотком. Через минуту послышалось звяканье железа, и половина ворот медленно, со скрипом приоткрылась. Показался пожилой угрюмый воин в колпаке, с топором у пояса.

Старшина поклонился.

– Вот парня привел по велению самой царицы Камасарии. Победитель он на ристалище. Велено представить его сюда, в школу воинов царевых. Савмак имя ему.

– Савмак? – прохрипел привратник, оглядывая обоих. – Не слыхал ничего.

Сказав это, он повернулся спиной и исчез за воротами. Опять заскрипели створки, но еще медленнее. Старшина опешил. Как же так? Не сдать этого шалопая в школу – не выполнить приказ царицы. Да и куда с ним, когда день кончается, ночевать нужно в людном месте, а он как дикий козел, того и гляди, боднет кого или выкинет такую штуку, за которую попадешь куда следует.

– Стой, стой, добрый человек! – вскричал он, хватаясь за скобу. – Погоди, поговорим!

– Чего еще? – уже раздраженно проворчал воин, высовывая из ворот свою бородатую равнодушную физиономию с заспанными глазами. – Сказал, что не слыхал ничего. Нет повеления!

– Да как же так? – растерялся старшина, потом внимательно взглянул на воина и стал развязывать пояс. – Сейчас мы с тобою договоримся.

Страж уже не спешил, лениво сплюнул на мостовую при виде того, как волнуется и потеет деревенский житель. Однако оценил догадливость просителя, и что-то похожее на мысль мелькнуло на его сером одеревенелом лице.

– Вот тебе! На, братец, выпьешь завтра за мое здоровье.

– Что это? – Воин медленно принял монету с изображением грифона. – Ты это мне?

– Тебе, тебе, – рассмеялся старшина, – кому же! Тебе, царский воин!

– Возьми обратно. За эту монету мне не только вина, но и кружки облизать не дадут. Чтобы я мог выпить за твое здоровье, нужно десять таких монет.

– О! – испугался старшина. – У меня нет таких денег. Я за ночлег с двумя лошадьми заплатил четыре монеты.

– Тогда проваливайте! А то сейчас кликну охрану с палками!

– Зови охрану, – рассердился комарх. – Зови, дурной слуга своего господина. Я хочу этого. Я всем расскажу, как ты отказался выполнить приказ царицы, как ты вытягивал десять монет. Я, брат, не простой селянин, а старшина селения и поставлен на это место самим царем за ратные заслуги. Зови охрану, не то я сам позову. Эй, кто там!

Привратник в свою очередь опешил перед таким напором. Он выпучил бесцветные глаза и замахал руками.

– Довольно кричать! Расходился как петух! А откуда я знаю, что ты старшина и пришел по цареву велению? Чего тебе?

– Сказал – парня привел, учить военному делу. Давай обратно монету.

– Нет, – уклонился воин, – зачем богов гневите. Я попытаюсь, может, мне за нее какого-нибудь кислого вина нацедят полкружки. Давай парня.

– Вот он.

Савмак, подтолкнутый сзади рукой комарха, шагнул в ворота и оказался в полукруглом проходе под стеной, увидел дальше чистый двор и какие-то строения. Несколько человек стояли друг против друга и размахивали длинными палками, как бы дрались, только без гнева, наоборот, смеялись.

– Прощай, Савмак! – послышалось сзади.

Мальчишке показалось, что в голосе старшины прозвучали непривычные нотки теплоты, сожаления. Он хотел ответить, но ворота уже сомкнулась. Перед ним стоял старый воин-привратник.

– Иди вперед, вон туда, – приказал он.

С этого приказания и началась новая жизнь в стенах военной школы, где приказ и грозный окрик служили единственной формой обращения к будущим воинам.

Нужно сказать, что в школе преобладала скифская речь. Эллины попадали сюда лишь в качестве начальников и дядек с толстыми палками в руках. Ученики в большинстве являлись местными скифскими юношами, такими же, как и Савмак.

Новичка окружили веселые лица молодых ребят, одетых в одни рубахи, босых, как и он, но куда более оживленных. Видимо, они уже привыкли к высоким заборам вокруг и чувствовали себя здесь старожилами.

– Откуда ты? – спросил один.

– Чей ты? – перебил другой.

– Как попал сюда?

Савмак не мог отвечать на все вопросы сразу и рассеянно водил глазами по сторонам. Это вызвало громкий хохот. Кто-то дернул его сзади за рубаху, потом он ощутил щипок под лопаткой и, повернувшись, выдавил:

– Не надо.

Он не чувствовал страха перед незнакомыми ребятами, но не знал, что он должен говорить, как отвечать на их вопросы. К тому же в груди его все еще ходили волны гнева и скорби, разбуженных воспоминаниями о смерти деда. Кто-то щипнул больнее. Рука, пропахшая луком, попробовала потянуть его за длинный нос. Он отшатнулся, недоумевая, зачем все это, и довольно резко отшиб озорную руку прочь.

– Ох ты! – захохотали вокруг, – огрызается, как деревенский щенок!

Та же рука схватила за ухо. Запах лука напомнил Савмаку, что неплохо бы поесть чего-нибудь, но боль в ухе и догадка, что над ним издеваются, вызвали досаду и быстро нарастающее раздражение. Он резко повернулся и увидел перед собой высокого пария с козлиными, насмешливыми глазами. Парень, как видно, был по возрасту значительно старше Савмака.

– Чего ты? – с упреком спросил Савмак, желая, чтобы его оставили.

Но против воли в его голосе прозвучала угроза, в щеки ударила кровь.

– Смотри, Атамаз, не дразни его, – подшутил кто-то, – он сердитый, еще в драку полезет.

Все опять рассмеялись. Но Савмак видел лишь острые, козлиные глаза и искривленный насмешливо рот.

– Да вот хотел пощупать твои уши – печеные они у тебя или сырые?

– Печеные или сырые? А ну я пощупаю твои – может, у тебя вареные?

Никто не ожидал такой сметки и быстроты от деревенского увальня, новичка. Савмак мгновенно схватил насмешника за ухо и дернул довольно чувствительно. Оскорбленный Атамаз не мог снести такой обиды и унижения от новенького. Тем более что смех усилился. И хотя за драки больно наказывали палками, он ударил новичка в грудь. Толпа расступилась. Савмак покачнулся, но не упал. Теперь ому стало ясно, что он должен делать. С яростью, может излишней для такого случая, он склонил голову и ринулся вперед, как дикий вепрь. Меткий удар умелой руки сбил его с ног под хохот окружающих. Но все качества неукротимой натуры, которые потом Савмак показал школьным товарищам и руководителям, разом проснулись в нем. Упав, он и не подумал плакать или бежать. Почти звериная взъяренность его привела в смущение самого обидчика. Атамаз любил подшутить, иногда зло, над более слабыми, но совсем не хотел затевать большую драку, зная, что за нарушение порядка полагается наказание.