Борис Васильев - Ольга, королева руссов

– Свенельд…

Но проходило забытье, и возвращалось материнское чувство. И исчезал тот, кто сделал ее матерью и женщиной, и она спокойно и ясно понимала, что у ее ребенка есть только один воин. Только один.

Она сама.

И когда ей испуганным шепотом доложили, что Игорь с дружиной приближается к Киеву, она даже удивилась своей готовности к свиданию с ним.

Но Рюрикович в очередной раз оказался человеком вяло текущих и, значит, непредсказуемых поступков. В то время как его единственный преданный и верный советник Кисан хотел, чтобы великий князь навестил свою супругу, Игорь, неожиданно оставив дружину, поднял в седла верных отроков и во главе их помчался…

Куда? Зачем?… Кисан не мог этого понять. И подозревал, что великий князь тоже не понимает.

Игорем трудно было управлять не потому, что Рюрикович был награжден волей и собственным видением мира, а потому, что не имел ни воли, ни стремления к чему-либо, ни личного понимания мира и обстоятельств. К несчастью для себя, он это осознавал, а потому безумно боялся поступать так, как ему советовали.

Советы нужны сильным вождям. Слабые вожди видят в них подвох. Посягательство на личное право выбора.

Кисан ясно представлял себе это. Но другой опоры для своих собственных планов у него не было. А планы упрямо строились сами по себе. Кроме того, он любил Игоря слепо, как недалекий художник любит собственные полотна.

Впрочем, он не очень понимал, что такое «любить». Он скорее ощущал в себе понятие «не любить». И не любил всех, кто так или иначе был повинен в том, что искалечил его детство. А поскольку князя Олега уже не было в живых, то свою нелюбовь он перенес на княгиню Ольгу. Но Олег дальновидно заставил князя Игоря взять ее в жены, чем связал все мстительные помыслы Кисана.

Сейчас, как ему казалось, появилась возможность уничтожить свою Нелюбовь. Ольга не рожала, наследник не появлялся, года шли, бояре осторожно выражали свои опасения, и Кисан чувствовал, что еще чуть-чуть, и князь Игорь дрогнет. Дрогнет его упрямство, он обвинит княгиню Ольгу в неспособности дать государству продолжателя рода Рюриковичей, отправит ее в ссылку, а то и в заточение, и…

И возьмет в жены другую. А христиане что-то бормочут о непорочном зачатии. И новая супруга непорочно и, главное, своевременно родит наследника. Ведь непорочное зачатие – всего лишь легкий и приятный блуд на стороне, остальное – сказки. Такое условие можно оговорить заранее с той, кого выберет Игорь в жены. Объяснить ей, что из себя представляет великий князь, и внушить, что исполнение этого условия есть первая ступенька к великокняжескому трону.

И такая непорочная есть: Кисан заботливо ждал, когда она подрастет. Теперь она достаточно подросла, став аппетитным наливным яблочком.

. Он правильно выбрал жену. За это время ее сестра стала завидной красавицей, уже женихи под окнами бродят. Но она – не для них. Она – для великого князя Игоря, когда Ольгу отправят в ссылку или заточение. А уж наследника Кисан обеспечит, если, конечно, женит великого князя, как задумано. И заодно породнится с ним, что очень важно для его, Кисана, детей.

Все будет так. Князь Игорь ходит на его веревочке, которую не следует часто дергать. Упрямство – единственное оружие слабых духом. Единственное…

Княгиня Ольга знала другого Игоря. И совсем по-иному представляла себе, почему ее супруг блуждает с отроками по Киеву вместо того, чтобы явиться к ней. Она предполагала, что он продуманно выматывает ее ожиданием, хочет довести до раздражения, когда она перестанет следить, что именно говорит и как именно улыбается. Он был большим мастером выматывать душу еще до свидания, до первого сказанного слова и со злым прищуром наблюдал, как изворачивается его жертва. Цеплялся за оговорки, сказанные без злого умысла, случайно, просто от перенапряжения; за жесты, позы, украшения, угощение – даже за улыбки. И долго, с пристрастием допытывался, почему измотанный ожиданием собеседник говорит именно то, а не иное, угощает именно этим, а не чем-то иным, улыбается не так, как хотелось бы ему, Великому Киевскому князю.

Обычно так ведут себя слабые, истерично взнерв-ленные женщины. Ольга терпеть не могла подобных в своем окружении, немедленно убирала их с глаз подальше, но женоподобного истерического мужа терпела. Терпела и даже жалела – улыбалась, ласково разговаривала и непременно угощала. Она обращалась с ним точно с капризным избалованным ребенком, больным неизлечимой болезнью. Так повелевала отнюдь не любовь к супругу, а чувство материнского сострадания.

И вино было приготовлено, и сушеные, вываренные в медовом переваре греческие груши, и любимые Игорем перепела с кисло-сладкой подливой. Она хорошо изучила его вкусы и всегда старалась поскорее перейти к угощению. Игорь громко грыз перепелиные косточки, причмокивая от удовольствия, и разговор приобретал совсем иное звучание.

Эта услужливость выглядела очень странно не только потому, что Ольга родилась королевой. В ней с детства воспитывали и поощряли то, что князь Олег хотел бы видеть в сыне, если бы Берта его родила. Ольга владела мечом и конем, умела слушать советников, не попадая под обаяние их речей, и говорить столь непререкаемо, что собеседник внутренне вздрагивал душою, услышав властные, воистину королевские ноты.

Ее отец, первый Великий Киевский князь Олег не обладал этими свойствами натуры володетелей. Он был потомственным конунгом русов, то есть, в конечном счете, боевым вождем дружины, знал, что место его – на «острие» дружинной атаки, гордился своей боевой славой и не претендовал ни на что иное. Именно в этом и заключалась причина, по которой лукавый, подозрительный, никому решительно не доверяющий сын Рюрика сумел взобраться на Киевский Великокняжеский Стол. Он легко перехитрил простосердечного Олега. Переиграл не на поле битвы, а на шахматной доске, тайком расставив фигуры так, как выгодно было ему, как только его соперник отвернулся.

Так говорили советники отца. Это казалось убедительным, и Ольга верила им. Но теперь, став если еще не мудрой, то уже взрослой, поняла, что они не правы. Просто ее отец не мог унизиться до подозрений, неверия в окружающих его вчерашних боевых товарищей, в их неискренность, а уж тем паче – подлость. Он был выше всей этой околотронной суеты, как сидящий в седле воин выше толпы, суетящейся на базарной площади. А ее отец, конунг русов Олег, всегда сидел в седле.

Бесшумно приоткрылась дверь, вошел молодой человек с правом ношения меча. Таковые назывались на Руси детьми боярскими, поскольку в отличие от отцов личного боярства еще не выслужили, и с недавних пор Кисан распорядился, чтобы именно они несли службу при княгине Ольге.