Василий Кукушкин - Избранное

Из соседних домов сбежались женщины, выволокли перепуганную Слободскую на улицу, повесили на шею два протухших окорока, прикрепили обрывок картонки: «Это я их сгноила». Напрасно милиционер и уполномоченный пытались отбить ее у женщин. Они провели лавочницу со срамом по центральным улицам. Никто пальцем ее не тронул, но всюду встречали презрением.

Отпустили Слободскую у ее дома. Открыв калитку, она рухнула на землю — не было уже силы ни подняться, ни сбросить с шеи окорока, ни сорвать обличительную картонку. Приказчик и дворник отнесли хозяйку в квартиру.

До закрытия оставалось еще часа два, а рынок был пустой, притихший. В мясном ряду чухонец продавал метлы. Дряхлая барыня, зябнувшая и в зимней жакетке, разложила на прилавке бусы, пряжки, позолоченные броши, табакерки.

У лавки Артемия Григорьевича на вынесенном столе полно мяса — тут и на щи, на суп, на жаркое, и никого покупателей. «Конина, — догадалась Надежда Кондратьевна. — Навезли, а татар в поселке наизусть перечтешь».

С утра ей не везло. Выстояла большую очередь за творогом. Он кончился, когда перед ней оставалось три человека. Возвращаться домой с пустой кошелкой нельзя. Своих едоков орава и два за озером. Вся надежда была на свекровь, та не живет без запасов.

Открывая калитку, Надежда Кондратьевна почувствовала, что кто-то свой положил ей руку на плечо, оглянулась — Василий. Осунулся. Как выбрали председателем, днюет и ночует в рыбацкой артели.

— У церкви приметил, скучная, с чего бы? — он взглянул в провизионную сумку. — Понятно, кукиш купила на рынке.

— В мясном ряду барахлом торгуют, — пожаловалась Надежда Кондратьевна.

— На рынке и часа не торгуют зеленью, свежей картошкой, дуранду — и то расхватывают, — посочувствовал Василий. — Чем ноги сбивать — к матери бы зашла, вяленой рыбы даст, крупы перловой, хоть у самой половина лукошка, но поделится. Николая твоего не пойму, позавчера заходил — и ни гу-гу, что животы подтянули. Могу я подкинуть конопляного масла, пшена, картошки. Рыбаки из-под Осташкова всей артелью укатили на родину хлеб косить, их пайки я про запас держу.

Усадив Надежду Кондратьевну на скамью, Василий раскрыл офицерскую полевую сумку. Куда-то запропастились отложенные карточки. Перебирая бумаги, он говорил:

— Живем, как не родственники. Зоф за брата хлопочет, вчера заглянул в артель, просил рыбацкий паек выделить.

Поликсенья Ивановна заметила в окно сына и невестку на скамье, вышла на крыльцо, пристыдила:

— И не совестно: как сироты, приютились на тычке.

— Секреты у нас с Надей, — отшутился Василий.

— Жизнь, у всех секреты, — вздохнула Поликсенья Ивановна. — Заканчивайте тары-бары-растабары, медком угощу.

Продуктовые карточки отыскались в записной книжке.

— Два пайка — маловато, думал, больше припрятал, — потужил Василий. — В понедельник буду в управе, к вечеру подошли мальчишку.

Мать полезла в погреб, Василий ушел. Поликсенья Ивановна на сына не обиделась, пожаловалась больше по привычке:

— Чистые супостаты сыновья. Твой тоже хорош, стороной обходит родительский дом, а приведется — снимет кепку с башки, про здоровье спрашивает, а сам на дверь смотрит. Тебе, сердешная, не завидую, не дом — казарма, одни мужики, ума не приложу, как ты с ними управляешься.

— На самых раскрасавиц не променяю, — радостно сказала Надежда Кондратьевна.

— Мальчишки в отца, — сказала польщенная Поликсенья Ивановна и заулыбалась своим мыслям, — сердись, Наденька, обижайся, а от правды, как и от себя, не уйдешь: все они в емельяновскую породу.

Надежда Кондратьевна опустила смеющиеся глаза: на той неделе у нее гостила сестра, нашла, что Кондратий, Сергей и Гоша — вылитые Леоновы; остальные ребята в это время были на озере.

Без чая и угощенья Поликсенья Ивановна не отпустила невестку.

— И задержишься — обождут, скажешь, где была.

— Муж и не пикнет, опоздаю с обедом — твои внуки голодный концерт устроят. Базар отощал, а у них волчий аппетит. Веришь, мама, утром большой чугун картошки варю; усядутся за стол — начисто срубят.

— Уж и объели, — заступилась Поликсенья Ивановна, — растут, все мужики. Помучаешься, зато скоро барыней заживешь. Саньку хвалят на ружейном, глядишь, отец определит к делу и Кондратия, а там Сергей. В получку, доченька, успевай только деньги считать и прятать в сундук.

Варя увела Надежду Кондратьевну в маленькую комнату посекретничать. Поликсенья Ивановна тем временем сунула в невесткину кошелку связку вяленой рыбы, нитку сушеных грибов, картуз перловой крупы и ковригу льняной дуранды…

Сготовив обед, Надежда Кондратьевна распахнула окно. Ворвался ветер, некстати расшумелся Разлив. Она разобрала упакованную провизионную сумку, суп перелила из чугуна в молочный бидон, кисель из кастрюли — в бутылки. Картошку с рыбой оставила в латке, плотно завязав платком. Поставив обед в корзину, прошла на берег взглянуть на озеро — там решит, с кем переправить еду на тот берег.

Солнце щедро заливало озеро, а волны шумно набегали, сталкивались, закипали. Коля храбрится, но ему не совладать с лодкой, мужские руки едва удержат ее на беспокойной волне. Муж не скоро вернется, приятная у него встреча: приехал с фронта ненадолго Григорий Иванович, теперь у него настоящее имя, отчество и фамилия — Александр Михайлович Игнатьев, а Николай называет его, как и одиннадцать лет назад. Какой-то важный прицел для стрельбы по вражеским аэропланам изобрел Игнатьев. Он приехал в Сестрорецк узнать, нельзя ли на заводе сделать опытные образцы. Санька обещал прийти к ужину, не раньше, Кондратий сбежал в коммерческое — Веник пригнал из Кронштадта катер. Придется, видимо, самой переправлять обед через озеро.

Она только собралась просить кухарку Смолкиных присмотреть за домом и Гошей, как появился Санька. Занятия красногвардейцев отменили, каратели прочесывали лес и берег Финского залива.

Узнав, чем расстроена мать, он вызвался свезти в шалаш обед. Все будто устроилось у Надежды Кондратьевны: перевозчика нашла, а оказалось не совсем ладно — Коля обидится, он хоть младший, но держится самостоятельно, ревниво встречает и старших братьев, приезжающих за озеро, считая себя там комендантом. И виноват в том Владимир Ильич, ему нравится живой, преданный мальчик. Он всерьез нахваливал Колю, называя его связным, дозорным, а то и комендантом. Дозорный он, и верно, старательный, все тропинки и подходы к шалашу не один раз обойдет за день. Никто незамеченным не вышел еще к шалашу. В прошлую среду, предупрежденный свистом синицы — Колины позывные, — отец встретил у канавы владельца сенокосного надела, разговорились о том, о сем. Николай отдал деньги за покос и увел от шалаша подальше, на грибные места, затем проводил до лодки.