Эдвард Резерфорд - Русское

А что означала звезда для этого мальчика? Не грозила ли она ему какой бедою? Не ждут ли его тяжкие испытания?

Ведь грядущий год обещал сделаться самым важным в его жизни. Ему исполнилось двенадцать. Он знал, что отец подыскивает ему место в свите одного из князей; ходили слухи и о его предстоящей помолвке. А еще более взволновало его известие, что отец этим летом посылает караван на восток, по степным землям. Неделями он умолял отца разрешить ему отправиться вместе с отряженными туда людьми. «Я доскачу верхом до великой реки Дон», – мечтал мальчик. Его мать была против этого рискованного предприятия, но всего неделю тому назад отец обещал подумать, и с тех пор мальчик ни о чем ином и не помышлял. «А когда вернусь, то начну обучение ратному делу и стану воином, – решил он, – как батюшка».

Его так захватили мысли о предстоящем путешествии, что он не заметил, как к нему приблизились двое и стали рядом с ним.

– Проснись, Иванушка, деревцем станешь!

Звали его Иваном, но чаще кликали ласково – Иванушкой. Он едва заметно улыбнулся, но взгляда от звезды не отвел. Он знал, что братья пришли дразнить его. Младший из двоих, Борис, был светловолос и добродушен с виду, и в свои шестнадцать уже отпустил бородку. У старшего, Святополка, было удлиненное, серьезное лицо и темные волосы. Ему исполнилось восемнадцать, и он уже был женат. Борис с минуту улещивал брата, пытаясь заманить его назад в дом, но Святополку это надоело, и он пнул Иванушку:

– Нечего тут мерзнуть! Ты что, снегурочка?

Борис потопал валенками – ноги озябли. Святополк выругался. С тем они и ушли восвояси.

А красная звезда по-прежнему царила на небе. Четвертую ночь подряд созерцал ее Иванушка, стоя в полном одиночестве, не откликаясь ни на какие призывы вернуться домой. Он был мечтательным мальчиком. Частенько кто-нибудь из членов семьи заставал его на улице, устремившим взгляд в пустоту, уходил, а потом возвращался, а Иван все стоял как вкопанный – с полуулыбкой на широком лице, глаз не сводя с чего-то, ведомого ему одному. И никто не мог отвадить его от странного этого занятия, потому что такова была его созерцательная натура. Был он из тех людей, с кем мать-природа говорит своим тайным языком. И сейчас время текло себе – а он все стоял не шелохнувшись и глаз не сводил со звезды.

– Иванушка, – позвала его мать, – глупенький, у тебя же руки как лед.

Он почувствовал, как она набрасывает ему на плечи шубу. И хотя по-прежнему не мог оторваться от звезды, все же нежно пожал ей руку. А как прикоснулся к ней, обернулся и улыбнулся.

Их связывали особые узы. Как много часов провел он, сидя рядом с нею у огня в их большом деревянном тереме, и блаженно внимал, как она не то говорит, не то поет былины о героях-богатырях или рассказывает волшебные сказки о Бабе-яге или жар-птице, обитающей в глухом лесу.

Ольга была высокая и стройная, с широким лбом, но довольно мелкими, тонкими чертами и с темно-каштановыми волосами. Она была из северных славян, ее род насчитывал многих славных вождей. Когда она пела родовые сказания тихим, отрешенным голосом, Иванушка завороженно глядел на нее, не в силах отвести взор. Ее прекрасное, нежное лицо часто представало ему в мыслях; ее образ, подобно иконе, сопровождал Иванушку неизменно, повсюду, всю жизнь.

Но его отцу она порой певала другие песни. Голос ее в таких случаях делался низким, резким контральто, а самая манера – насмешливой и презрительной. Догадывался ли он о том, что ее изящное, бледное тело таит в себе сокрытый огонь, что она способна дивно преобразиться, сводя с ума, опьяняя страстью его отца? Возможно, как все на свете дети, он лишь подозревал, какие отношения существуют между взрослыми.

Иногда они увлеченно читали вместе священные книги, с трудом, но все же в конце концов торжествующе разбирали слова Нового Завета и апокрифов, начертанные квадратным уставным письмом. Он изучал гомилии великих богословов Восточной церкви – Иоанна Златоуста и Василия Великого или, еще лучше, славянских проповедников вроде святителя Илариона. Он также выучил несколько поэтических сказаний великого певца Бояна, которого знавал его собственный дед, и мог прочитать наизусть их без запинки, на радость отцу.

Но не только это особенно связывало Иванушку с матерью – он унаследовал от нее особый жест, когда она, разговаривая с кем-нибудь, медленно поднимала руку, словно подзывая собеседника и приглашая его пройти в дверь. Это изящное движение казалось почти печальным, но неизменно нежным и ласковым. Из троих братьев только Иванушка перенял у нее этот жест, но и сам не ведал: то ли бездумно подражал он матушке, то ли получил в дар по рождению. Зато он всегда помнил, что в отличие от своего мужа, Иванова отца, она была славянкой. «Значит, и я наполовину славянин», – думал он.

Но что означало быть славянином? Он знал, что славян на свете превеликое множество. На протяжении веков расселились они в бесчисленных землях. На западе живут поляки – они славяне, венгры и болгары – отчасти славяне; а двинешься дальше, на юг, так народы, поселившиеся в Греции, на Балканах, тоже славянской крови, и хотя их языки уже сильно отличались от того наречия, на котором говорили восточные славяне, жившие в земле под названием Русь, сходство по-прежнему было велико.

Была ли то единая раса? Трудно сказать. Даже на Руси существовало много племен. Те, что поселились на юге, давным-давно смешались со степными захватчиками; северные славяне заключали браки с балтами и литовцами, восточные постепенно породнились с финно-угорскими лесными жителями.

Однако, глядя на мать и сравнивая ее с отцом и с другими чужеземными приближенными правящей династии потомков скандинавских героев, Иванушка сразу мог сказать: она славянка. Отчего? Оттого ли, что она была музыкальна? Или, может, оттого, что она легко переходила от грусти к веселью? Нет, дело было в каком-то ином свойстве, особом, и для него самом славянском. «Оно присуще и крестьянам, – думал он, – ведь, даже когда они злятся и дерутся, они в мгновение ока успокаиваются и делаются покойными и смиренными. Значит, дело в том, что они добрые».

Его мать тем временем шла к дому. Иванушка еще раз посмотрел на звезду. Что она пыталась ему сказать? Некоторые священники уверяли, что звезда предвещает конец света. Разумеется, он знал, что грядет светопреставление, – но ведь не может же быть, чтобы оно наступило сейчас?

Он вспомнил проповедника, который всего-навсего месяц тому назад взволновал его до глубины души. «Воистину, дорогой мой брат во Христе, славяне поздно пришли работать на винограднике Божием, – молвил священник, – но разве не говорит нам эта притча, что те, кто явились последними, будут вознаграждены не менее, чем те, кто опередил их? Господь уготовил великую судьбу народу своему, славянам, которые по праву превозносят имя Его».