Эдвард Резерфорд - Русское

И тут толпа затихла.

Иванушка схватил удила и ласково потрепал коня по шее, чтобы подбодрить и успокоить. «Как странно, – подумал он, – неужто половцы меня не убили, а от киевлян смерть приму?»

Человек с пикой указывал на него. Как и большинство в толпе, он был одет в грязную льняную рубаху, перехваченную кожаным поясом; лицо его почти полностью скрывала черная борода, волосы падали на плечи.

– Что ж, боярин, говори что хочешь – перед смертью! – воскликнул он.

Иванушка попытался бестрепетно выдержать его злобный взгляд.

– Я – Иван Игоревич, – ответил он громко и уверенно. – Я служу Владимиру Мономаху, которого хотите вы посадить в Киеве. Я отправил ему гонца, от своего имени и от вашего, моля его поспешить на киевское вече.

По толпе прокатился слабый гул. Мятежники явно не могли решить, верить ему или нет. Человек с пикой прищурился. Иванушке показалось, что еще миг – и мятежник ринется на него. И тут откуда-то донесся голос:

– Это правда. Я его видел. Он служит Мономаху.

Человек с пикой обернулся к говорящему, а затем снова к Иванушке. Иванушке показалось, что смутьян разочарован.

Волна ненависти отхлынула от толпы.

– Добро пожаловать, слуга Мономахов, – мрачно приветствовал его мятежник с пикой. – Тебе-то что за дело до наших жидов?

– Они под моей защитой. И под защитой Мономаха тоже, – добавил Иванушка. – Они не причинили вам никакого зла.

Мятежник пожал плечами:

– Может, оно и так. – И тут, почувствовав, что настал миг упрочить свое нынешнее положение уличного главаря, он обернулся к толпе и заревел: – За Мономаха! Пойдем искать других жидов!

Толпа повалила за ним.

Иванушка вошел в дом. Там оставался только старый Хазар да две женщины-служанки. Он пробыл с ними в доме до вечера, когда шум и возмущение в городе несколько стихли. Только после этого отправился в дом брата.

Все случилось, как он и опасался. Мятежники добрались до высокого деревянного терема еще днем. Насколько он мог судить, Святополк не пытался бежать. Предполагая, что боярин куда богаче, чем он был на самом деле, разъяренная толпа убила его, разграбила дом и сожгла дотла.

Иванушка нашел обугленные останки брата, произнес молитву, а потом в спускающихся сумерках вернулся, как и много лет тому назад, искать приют в доме Хазара.

Как странно было спустя много лет вновь оказаться в этом доме и сидеть при свете свечей наедине со старым Жидовином.

Жидовин уже пришел в себя после нападения толпы. А Иванушка, хотя и опечаленный гибелью Святополка, обнаружил, что скорбь его велика, но не чрезмерна.

Они вместе поужинали, тихо обмениваясь немногими словами, однако Иванушка заметил, что старик, хотя и погружен в грустные размышления о событиях сегодняшнего дня, хочет сказать ему что-то важное. Поэтому его не удивило, когда тот, завершая трапезу, внезапно резко сказал:

– Конечно, ничего этого не случилось бы, если бы страной управляли как полагается.

– О чем ты? – почтительно спросил Иванушка.

– Да о князьях русских, – презрительно ответил Хазар, – о дураках этих. Никто из них и ведать не ведает, как построить государство. Нет у них законов, нет никакой системы.

– У нас есть законы.

Жидовин пожал плечами:

– Зачаточные законы славян и варягов. Ваши церковные законы лучше, признаю. Однако вы переняли их у греков и римлян, из Константинополя. Но кто стоит во главе вашего правления, какое бы оно ни было? Чаще всего хазары и греки. Почему народ сегодня взбунтовался? Потому что князья ваши либо нарушают закон, либо не заставляют соблюдать закон, либо просто не принимают законов, которые мешают им бесчинствовать.

– Воистину, нами всегда правили дурно.

– Оттого, что нет у вас законов и системы, и измениться ничто не может. Ваши князья все воюют друг с дружкой, а земля слабеет, и даже порядок наследования не установят, чтоб мир воцарился.

– Но, Жидовин, – возразил Иванушка, – разве не правда, что наследование от брата к брату мы переняли не у северян-варягов, а у тюрков? И стало быть, мы заимствовали его и у вас, хазар?

– Может быть. Но ваши русские князья не способны соблюдать порядок. Уж это ты отрицать не можешь. Разруха, разруха во власти.

Иван с ласковой снисходительностью поглядел на него. Старик говорил дело, но Иванушка не был до конца убежден в справедливости его слов.

Толпа с ее тупой кровожадностью и ненавистью к евреям была ему противна, и все ж таки он невольно думал: «Как же ошибаются эти евреи! Все бы им системы да законы – нет, мы пошли дальше их». Он вздохнул, а вслух сказал:

– Знаешь, законом не все исчерпывается.

Жидовин изумленно воззрился на него.

– Но у вас и того нет, – резко сказал он.

Иван покачал головой. Как же ему объяснить, что его, Жидовина, образ мыслей – неправильный.

Нет, знал Иван систему мира куда лучшую, чем у хазар, – христианскую.

Сам он, пожалуй, не мог найти нужных слов, но это было не важно.

Ибо разве они уже не были произнесены – красноречивее и убедительнее, чем все, что могло прийти ему на ум, в самой знаменитой проповеди, когда-либо прочитанной в русской церкви?

Она была произнесена незадолго до его рождения, но получила такую известность, что уже ребенком он запомнил фрагменты ее наизусть. Эту проповедь великий славянский священнослужитель Иларион прочитал в память Владимира Святого. Он назвал ее «Словом о законе и благодати». А смысл ее был весьма прост. Иудеи дали человечеству Закон Божий. Но затем пришел Сын Божий и принес высшую истину – торжество благодати, непосредственной любви Господней, бесконечно превосходящей любые правила и установления. Именно это чудесное послание новая Церковь и откроет гигантскому миру леса и степи.

Как же ему рассказать об этом старику Жидовину? Имеющий вместить – да вместит, только ведь евреи никогда не примут этого учения.

Но разве его собственный жизненный путь не был паломничеством в поисках благодати? Разве сам он, Иванушка-дурачок, не открыл для себя любовь Господню без всяких сборников законов?

Иванушке не по душе пришелся мир законов, установлений и предписаний, каким видели его евреи. Вся природа его восставала против этого расчисленного мира. По Господней благодати все должно было решаться намного проще.

– Все, что нам нужно, – втолковывал он Хазару, – это мудрый и благочестивый человек, достойный князь, сильный правитель.

Этому средневековому мифу суждено было стать проклятием для большей части русской истории.

– Славу Богу, – продолжал он, – у нас есть Мономах.

Однако перед расставанием Иванушка подарил старику подвеску, маленький металлический диск, который носил на цепочке на шее и на котором был изображен трезубец – тамга клана его предков.