Дэвид Гилман - Бог войны

Минутку помолчав, Томас наконец оторвал взгляд от убитых.

– Оденься, – проронил он тихонько. Брат воззрился на него. Блэкстоун показал жестами, и отрок понял. Томас опустился на корточки рядом с испуганно сжавшейся женщиной, молившей о милосердии. Отыскав ее вещи, бережно прикрыл ее наготу. Она вздрогнула, когда ткань коснулась ее кожи, но тут же уцепилась за нее. Блэкстоун хотел было утереть пот и грязь с ее лица, но она отпрянула. Он показал ей открытую ладонь, чтобы успокоить.

– Прошу прощения, – произнес он. Она оцепенела от страха. Протянув руку к поясу брата, валявшемуся на полу, Томас открыл мошну. – У меня есть деньги, – молвил. – У меня есть деньги, – повторил, чтобы звук голоса успокоил ее. Пальцами нашаривая серебряное пенни, взглядом и голосом он продолжал попытки утешить насмерть перепуганную женщину. Держа монету между большим и указательным пальцем, протянул ей. Она затрясла головой. Может, подумала, что, несмотря на изнасилование, он хочет заплатить за новое соитие. Положив монету рядом с ней на табурет, он отступил. Больше ничего он поделать не мог.

Повернулся к брату, уже полностью одевшемуся, и швырнул ему пояс. Пока тот стягивал им куртку и собирал свое оружие, Блэкстоун увидел на полу свившийся кольцом шнурок с небольшим кожаным кошельком. Должно быть, выдернул его из-под рубашки брата во время борьбы. Поднял его. Он уже видел этот кошелек. Пальцы его дрожали. Он знает этот кошелек. Знает, что найдет внутри. Если только есть на свете Бог, пусть он сейчас сотворит чудо. Пусть докажет, что Блэкстоун заблуждается. Пусть заставит две бусинки и три ракушки литорины исчезнуть. С этим кошельком ни за что не расстались бы добровольно. В нем хранились сокровища, подаренные деревенской девочке ее беглым братом. Подарки, хранившие запах моря, и бусины из порвавшегося браслета знатной дамы. Посул иной жизни за иным горизонтом, чем ее собственный. Более далеким, чем пшеничные и ржаные поля, где она возлежала с мужчинами, мечтая выкупить свободу из рабского положения крепостной.

Блэкстоун касался этого кошелька, лежа на ее млечно-белых персях и лаская возбужденные сосцы. Сара Флоскли была радостью юноши, девушкой легкого нрава, заботившейся лишь о том, чтобы ее любили со страстью, помогавшей облегчить бремя ее жизни без любви. Дреймана повесили за ее убийство. Его показания на Ричарда Блэкстоуна сочли местью. Он заявлял о своей невиновности в убийстве девушки, но притом пытался обвинить убийцу.

Сальный светильник догорал, и тени заплясали. Блэкстоун поглядел на неподвижно застывшего брата, уставившегося на кошелек с молчаливым тошнотворно виноватым видом. Коснулся сердца, неуклюже указал на кошелек и коснулся губ. Дескать, он любил ее.

Томас выпустил кошелек на пол, ракушки хрустнули у него под ногой, когда он направился в ночь. Господь не услыхал его молитвы.

Нынче ночью в Нем нуждаются тысячи других душ.

С реки уже медленно поднимался туман, когда Блэкстоун отыскал сэра Гилберта сидящим под низкими ветвями дерева на речном берегу. Утренний свет тускло отблескивал на его кольчуге, накинутой на ствол упавшего дерева рядом с его выстиранной исподней рубахой, сохнущей на ветке. Меч его лежал на земле на расстоянии вытянутой руки. С помощью полотняной тряпки он натирал свои руки и плечо, изукрашенные в сражении рубцами и синяками. Располосованная задняя часть его левого плеча была заштопана дюжиной грубых стежков и смазана жирным бальзамом. Томас приостановился; он подошел беззвучно и минутку постоял, глядя на раны. Свернув тряпку, сэр Гилберт заговорил, не оборачиваясь:

– Ты смердишь, как хряков пах, Блэкстоун. Либо встань по ветру, либо вымойся.

Томас вышел вперед, соблюдая, впрочем, дистанцию. Присел на корточки у воды, храня молчание, смущенный тем, что выдал себя своей неуклюжестью.

– Я не чертов маг. Я видел, как ты карабкаешься на стены града. Будь я французский стрелок, у тебя давно торчал бы арбалетный болт промеж глаз. Чего тебе надобно? Я устал.

– Вы ранены, – с запинкой выговорил Блэкстоун.

– Да едва рассекли кожу. По ту сторону леса есть монастырь. Я велел монахам пустить в ход свое темное искусство. У них есть травы и зелья. Не хочу даже близко подпускать к себе наших кровопускателей.

– Элфред поведал мне, что вы здесь, – сказал Томас, плеснув горсть воды себе в лицо. Поглядел, как на корабли грузят богатства Кана. – Мы потеряли многих.

– Ты еще жив, и только сие и должно тебя заботить. А твой брат?

Блэкстоун кивнул.

– Он славно бился. Я его видел. Ты нашел добычу? В этих домах было много золотых монет.

Томас покачал головой.

– Как ты рассчитываешь улучшить свое положение, коли не будешь грабить? Бери все, что можешь, и умножай богатства. Однажды, коли выйдешь живым из боев, когда станешь старше и твою десницу скрутит ревматизм, наймешь собственных людей. Потом подрядишь их королю. Его слуги обобрали дома купцов. Как по-твоему, что грузят на эти корабли? Как, по-твоему, король зарабатывает деньги?

– Вы же не участвовали в грабежах, сэр Гилберт.

– Мне до них нет дела. И потом, у меня есть пленник.

– Я возьму, что найду, – кивнул Блэкстоун.

– Ничего уж не осталось, – рассмеялся сэр Гилберт. – Корабли отплывут обратно в Англию, мы похороним мертвых и выступим на Париж. Мы еще не дали сражения, которое выиграет эту войну. – Он вытер клинок меча, дожидаясь, когда Блэкстоун поведает о том, что его явно тревожит. – Где твой меч?

– Я отдал его раненому лучнику Алану из Марша. Ему нужно было оружие. Я вернулся за ним, но он был мертв. И лук, и меч у него забрали.

– Он был твой, ты волен был им распоряжаться, но латник ни за что не подарил бы меча, завоеванного в бою, хотя и мог бы его продать.

Мягкий упрек сэра Гилберта развеялся, как речной туман.

– Ричард Уэт погиб, Торполай, Скиннер, Педло, – скороговоркой перечислил Блэкстоун потери, подбираясь к признанию.

– Лучники всегда платят весомую дань, когда сражаются с врагом в броне. Мы победили, потому что были безрассудными, глупыми ублюдками, вцепившимися во врага смертной хваткой. Король знает это. Вот потому-то и любит нас. Вот потому-то мы и сражаемся за него.

– Скиннера убил я, – поспешно брякнул Блэкстоун.

Рука сэр Гилберта, очищавшая клинок, почти не дрогнула.

– Должно быть, тот еще был поединок. Он был порочным ублюдком, он бы родную мамашу прикончил за грош.

– Он насиловал женщину, – сообщил Томас.

– Солдаты так и делают. Она была шлюхой?

– Нет.

– Тогда ты спас его от петли, – промолвил сэр Гилберт. – Педло тоже ты укокошил? Эти двое были неразлейвода.

Блэкстоун тряхнул головой.

– Зачем ты говоришь мне это? Как я, по-твоему, должен поступить? Выпороть тебя? Повесить? Иисусе благий, Блэкстоун, это окаянная война. Некоторые заслуживают смерти больше других. Да я собачьего дерьма не дал бы за Скиннера с Педло и им подобных. В армии уйма такого отребья. Ступай прочь. Я не твой отец-исповедник и не хочу, чтобы ты хныкал из-за кабацкой драки.