Евгений Богданов - Лодейный кормщик

Царь распорядился немедля доставить его в воеводский дом, где он находился с приближенными.

Два солдата-гвардейца вели Ивана Рябова, дробно стуча каблуками по дощатым мосткам.

Иван шел, пошатываясь от пьянящего весеннего воздуха, не ведая, куда его конвоируют, и не зная, радоваться или горевать перед новым испытанием.

— Куда теперь, на виселицу? — спросил он у солдат.

Молчали солдаты. Каменно невыразительными были их лица. На плечах покачивались в такт шагам мушкеты. Вдали над церковными куполами тучей вились галки, оглашая воздух суматошным криком.

Посадские женки шли от колодца с коромыслами на плечах, придерживая руками деревянные ведра с водой и опасливо поглядывая на солдат, ведущих изможденного, обросшего мужика.

Привели Рябова во двор воеводского дома. Приказали подняться на крыльцо. Тут по обе стороны стояли два солдата с ружьями и саблями. Иван замешкался, торопливо перекрестился и, шагнув в темный проем двери, услышал, как позади кто-то сказал: — Царь ноне весел! Проси милости у него…

«К царю привели!» — сердце, Ивана обомлело. С трудом соображая, он следом за Петровым денщиком вошел в просторную залу. За длинным столом, покрытым бархатной с золотым шитьем скатертью, сидело много людей. Петр — во главе застолья, откинувшись всем корпусом назад, смеялся.

Денщик, выждав, когда царь обратит внимание на Рябова, доложил, молодцевато прищелкнув каблуками:

— Иван Рябов, кормщик, ваше величество!

— А-а-а! Рябов! — Петр вышел из-за стола, направился к кормщику.

У Ивана ноги стали будто деревянными. Мелькнула мысль: «Может, стать на колени? Просить милости?» Но злость, накопившаяся за год сидения в тюрьме, заставила кормщика гордо поднять голову.

Сам удивившись неизвестно откуда взявшейся уверенности и звучности своего и будто не своего голоса, Иван промолвил:

— Кормщик Рябов, царь-батюшка… пред твои светлые очи.

Царь подошел, крепко вцепился большой рукой в его плечо, заглянул в глаза. Прочел в них затаенное недовольство, крякнул и выпустил плечо.

— Ну, что скажешь, кормщик? — спросил, отойдя на шаг.

— А — дозволь, царь-батюшка, вопрос тебе задать.

— Валяй, — одобрительно кивнул Петр.

— Пошто ноне так на Руси повелось: людей, которые, не жалея живота [13], пасут ее от беды, порют плетьми да в тюрьму сажают?

Царь выслушал вопрос, потемнел лицом. Вернулся на прежнее место за стол, обронил в наступившей тишине:

— Дерзок. Дерзок, кормщик! Но понимаю, обидели тебя.

Царь взял штоф, выбрал на столе чару побольше, наполнил ее до краев, потом налил себе:

— Держи, кормщик. Выпьем с тобой за матушку-Россию!

Иван подошел, дрожащей рукой взял чарку, подумал: «Авось пронесет. Авось не разгневается царь на крамольный вопрос! Пронеси господи!» Перекрестился, истово опрокинул чару, закусил куском мяса, услужливо поданным кем-то из гостей.

— Ну, рассказывай теперь, как шведов под пушки вел! — приказал царь.

Иван рассказал все, как было, без утайки. Царь слушал внимательно, не сводя с кормщика пронзительных глаз с желтыми прожилками в белках, а дослушав до конца, сказал:

— Добро, ежели так, кормщик. Молодец. Хвалю! И верю тебе. Нельзя не верить поморским мужам: перевидали на своем веку бед немало, много раз смотрели смерти в глаза прямо. Такие не подведут. И помни, кормщик: не мне служишь — государству Российскому! Спасибо тебе!

Гости одобрительно загудели, взялись за бокалы. Царь снова наполнил чарку Ивана.

— Пей, кормщик, чтобы на вторую ногу не хромать!

Иван выпил еще и почувствовал, что пьянеет. Крепка царская анисовка. Да и то сказать, забыл уж, когда в последний раз и пил. А от царских слов голова и вовсе закружилась. — Дарю тебе кафтан со своего плеча и еще жалую лоцманской одеждой, какая по форме надлежит двинским лоцманам. Деньжишек получишь за верную службу. Велю освободить тебя, кормщик, от податей и тягла на все время, сколько хватит жизни твоей…

Обласканный царем, Иван опустился на колени. Петр засмеялся:

— Э, кормщик! Негоже помору на коленях ползать, хотя бы и перед царем. Вставай! Ты свободен!

С тех пор много воды утекло в Северной Двине в море Студеное — Белое море.

По-прежнему над ней кружат чайки, и белой кипенью отливают их чистые крылья.

Все так же ходят отважные и мужественные северяне-поморы на рыбные промыслы, теперь уже на первоклассных современных кораблях-траулерах.

На берегах Двины вырос красавец город, город-порт Архангельск.

От старой Новодвинской крепости осталось немногое. Перед временем и непогодами не устояли даже прочные стены некогда грозной цитадели.

Но память народная до сих пор хранит имена лодейного кормщика Ивана Рябова и всех тех, кто вместе с ним не отступил перед грозным врагом и остался верным сыном своей Родины.

Брандер — судно, нагруженное горючим или взрывчатым веществом. Употреблялось в старину для поджога судов врага

«Пищаль — старинное огнестрельное оружие: пушка или тяжелое ружье

Абордаж — захват в рукопашном бою вражеского судна

Порт — герметически закрывающийся вырез в борту судна. На военных парусниках порты прорезались для стрельбы из пушек — пушечные порты

Грумант — старинное название Шпицбергена

Направления ветров. Сиверко — северный ветер, шелоник — юго-западный, межник — промежуточный

Отвес — небольшой груз на бечевке, с помощью которого проверяется правильность кирпичной кладки по вертикали

Лот — прибор для измерения глубины

Фут — мера длины, равная 30, 5 см

Ванты — снасти, державшие мачты с боков. Кливер галсы, шкоты — снасти для закрепления парусов

Планктон — очень мелкие растительные и животные морские организмы, являющиеся пищей китов

По имени патриарха Никона, с деятельностью которого связана церковная реформа середины XVII века., верным последователем которого был Афанасий

Баить — говорить

Не жалеть живота — не жалеть жизни