Евгений Богданов - Ожерелье Иомалы

…Хунд все это хорошо помнил. Однако, не теряя самообладания, он отрывисто бросил:

— Я не знаю ничего. Что имеет в виду русский? Скажи яснее!

Стоявший за спиной Владимирка Булат внезапно выскочил вперед, и побледнев от гнева, крикнул в лицо Хунду:

— Сейчас я скажу!

Он выхватил меч и взмахнул им. Еще миг — и голова Хунда покатилась бы по прилавку с богатыми тканями и мехами. Но Василько повис на руке Булата, а Владимирко засверкал на него глазами:

— Спрячь меч! Не ко времени вытащил! Тебе говорю, спрячь!

Тем временем за спиной Хунда выросла толпа вооруженных викингов. На солнце угрожающе заблестели мечи и боевые топоры. И к новгородцам с берега спешили викинги, чтобы схватить их. Но Владимирка и его друзей плотной толпой окружили биармы. Владимирко сказал Хунду:

— Коротка у нурманна память! Соболя я тебе отдам, когда сполна заплатишь за смерть побратимов. Уразумел? А плату мы с тебя спросим дорогую. Ни серебра, ни золота не хватит!

Викингам не удалось подойти к новгородцам. В окружении воинов-биармов те ушли в Ой-Ял. Уходя, Владимирко сунул черного соболя обратно за пояс.

Туре Хунд провожал новгородцев встревоженным колючим взглядом. На душе у него было неспокойно. Ему чудился звон кольчуги. Схватка с побережными жителями теперь уже казалась неминуемой.

На шестой день северный ветер утих, облака, как раненые волки, уползли за лес. Несколько часов стояла тишина, а к ночи налетел широкий ветер с полуденной стороны. Он предвещал дождь, все сильнее раскачивал сосны и ели, раздувал сигнальный костер на берегу, сыпал в темноте искры на траву.

Туре Хунд и Карле с Гунстейном на драккарах подсчитывали барыши. Денег уже почти не оставалось, зато вороха драгоценной рухляди заполняли все отсеки и мешки, и торг можно было считать удачным. Возвратясь в Норвегию, ярлы могут выручить за мягкие товары двойную, тройную, а за некоторые меха и четвертную цену.

Туре Хунд, пересчитывая и укладывая меха с помощью Орвара, думал о новгородце с перевязанной головой. Тревога поселилась надолго в сердце ярла. Туре чувствовал, что чернобородый русский пришел в Ой-Ял не один, наверняка с дружиной. Они, конечно, собираются отомстить викингам за смерть рыбаков, потопленных драккарами в море Ган-Вик.

Туре позвал на совет братьев ярлов. Викинги были уверены, что новгородцы в сговоре с биармами. Нет, норманны не боялись боя, но, как знать, не повернется ли к ним спиной Норна — богиня судьбы? Численный перевес был на стороне предполагаемых врагов. Новгородцы злы, и это удесятерит их силы…

На реке ночью поднялось волнение. Драккары, стоявшие на якорях, кидало ветром из стороны в сторону. Ярлы лежали в шатре Хунда. Перед ними горела свеча в слюдяном фонаре. Карле озабоченно говорил:

— Викинги не умеют праздновать труса и не боятся звона мечей. Но стоит ли рисковать теми богатствами, которые мы добыли на торге? А вдруг удача нам изменит?

— Ввязываться в драку сейчас неразумно, — поддержал его Гунстейн.

Туре долго думал и, наконец, решил:

— Вышлем на берег глаза и уши. Будем следить за каждым шагом русских и биармов. Запасы денег и товаров у нас иссякли. Завтра торгуем последний день, а вечером снимаемся с якорей!

Так решили викинги. Карле и Гунстейн отплыли на свой корабль. Туре позвал. Орвара и велел ему выслать на берег лазутчиков. Через некоторое время от драккара отплыла лодка с викингами, переодетыми в меховые одежды под вид биармов. Орвар вернулся, Хунд сказал ему:

— Выполни еще одно мое поручение. Возьми с собой сильного парня, хотя бы Асмунда, и съезди на берег. Видел девушку, которая покупала бархатную накидку? Она живет на окраине Ой-Ял, ее хижина почти у самого леса. Перед хижиной стоит старый кедр. Нижние сучья у него засохли. Выкради биармку и привези на драккар. Получишь пятьдесят эре серебром. Только, смотри, без шума!

Привыкший повиноваться каждому слову ярла, Орвар кивнул и вышел из шатра своего хозяина.

Лес за Ой-Ял был полон людей. Возле чумов из оленьих шкур у костров сидели биармы, приехавшие из дальних стойбищ. Варили мясо оленей, говорили о выгодном обмене товарами с викингами. Они получили за свои меха немало изделий из бронзы и серебра, а главное — оружия из железа и стали. Многие биармы с утренней зарей собирались возвращаться домой.

На некотором отдалении, в чащобе у больших костров сидели новгородские ватажники. Торг их не интересовал. Они пришли отомстить за своих братьев. Вооруженные мечами, топорами, палицами и рогатинами, новгородцы ждали Владимирка, который ушел на совет к старейшине Хальмару.

В селении Ой-Ял, в каждой хижине, бодрствовали мужчины-биармы, готовые по первому зову Лайне вскочить и ринуться в бой. Начальник дружины Лайне тоже был на совете у старейшины.

Новгородцы сидели, тесно прижавшись друг к другу, и тихо переговаривались. Пламя костра от ветра металось из стороны в сторону. Искры падали на кафтаны ватажников и гасли.

— Надо заманить нурманнов на берег. Тут мы их и порешим, — говорил Василько товарищам.

— А как их выманишь на берег? Поднимут завтра паруса — и поминай как звали! — отозвался один из ватажников.

— Подождем, что скажет Владимирко. Пора уж ему вернуться.

Вскоре из чащи донесся голос дозорного:

— Эй, кто там?

— Это я, — ответил ватажный староста.

Владимирко подошел к костру. Ватажники освободили ему место. Владимирко сел у огня и протянул к нему руку с перстнем на безымянном пальце.

— Что говорит старейшина? — спросил Василько.

— Хальмар говорит, что викинги приходили к нему с дарами и он обещал мирный торг. Он не хочет проливать кровь, говорит о мире…

— Ну и пес с ним! — с горячностью крикнул Булат. — Пусть он сидит с миром в своем закуте. А нам надо проучить нурманнов. Неужто, братцы, мы не сладим с ними? Эвон, сколько нас! Каждый молодец стоит двух вражин. Неужто мы простим им разбой, который они учинили в море?

Новгородцы зашумели, заговорили разом:

— Отомстим!

— Одни пойдем на нурманнов!

— Тихо, братцы, — поднял руку Владимирко.

— Тихо, слушай старосту! — поднял руку Василько.

Все замолкли, но Владимирко не спешил говорить. Он обвел взглядом свою ватагу, как бы оценивая, на что она годна и каковы ее силы. Вокруг костра сидели и стояли рослые, мужественные новгородцы — и пожилые, побывавшие не в одной переделке, и безусые юнцы, еще не ведавшие боя, с широко открытыми, горящими отвагой глазами. Торчали рогатины, копья с коваными наконечниками. За поясами у ватажников острые топоры, палицы, кистени. Кольчуги были у немногих. У большинства побратимов грудь закрыта лишь грубым домотканым сукном из овечьей шерсти. Слабая защита!