Уильям Эйнсворт - Борьба за трон [сборник]

— Весьма обязана вам, — отвечала хозяйка.

— Граф Монмоут, которого я вчера видела, передавал мне, что если сэр Джон будет поддерживать обвинение против графа Шрусбери в том, что он поддерживает тайные сношения с королем Иаковом, то он выхлопочет для него прощение у короля.

— Я не припомню, чтобы сэр Джон когда-либо обвинял графа Шрусбери в этом. Может быть, вы припомните? — обратилась леди Мария к молодой девушке.

— Я тоже не припомню, — решительно отвечала Беатриса.

— Вот письмо, которое мне дал граф Монмоут. Может быть, вы передадите его сэру Джону?

Леди Мария взяла письмо и, взглянув на него, сказала:

— Мне кажется, что это совершенно свежий список улик против графа Шрусбери. Как вы думаете? — спросила она Беатрису.

— Вы правы. Все эти обвинения рассчитаны, очевидно, на то, чтобы погубить графа.

— Я не могла бы подумать, что граф Монмоут позволит себе прибегать к таким низким средствам, чтобы повредить своему противнику. Даже ради спасения своей жизни сэр Джон не примет участия в этой интриге. Прошу вашу милость взять это письмо обратно.

— Вам придется пожалеть о вашей запальчивости, — сказала герцогиня, подымаясь с кресла.

Беатриса позвонила. Вошел слуга.

— Прикажите подать карету герцогини, — распорядилась леди Мария.

— Карета уже подана.

Сделав хозяйке церемонный поклон, герцогиня быстро вышла из комнаты.

За последний месяц Лондон превратился в настоящую бойню. То и дело казнили участников якобитского заговора. Разрубленные члены их тел были выставлены напоказ по всему городу, а головы торчали на зубцах Темпль-Бара. Отвратительное зрелище!

В Тайберне было казнено около пятидесяти почтенных обывателей, осужденных по доносу шпионов, порядочные люди отказывались выступать против них свидетелями. Прежде чем жизнь окончательно покинула их тело, зверский палач со своими помощниками принялись четвертовать их.

Несмотря на лютые муки, все осужденные защищали изо всех сил короля Иакова, которого обвиняли в наущении убить принца Вильгельма Оранского.

Капитан Чарнок также был признан виновным, но смертный приговор не был еще приведен над ним в исполнение. Народное негодование против якобитов стало после многочисленных казней утихать, и несчастный капитан начал уже надеяться, что ему удастся спасти свою жизнь.

Узнав, что Чарнок еще жив, Вальтер решился немедленно навестить своего злосчастного друга в Ньюгетской тюрьме.

Не обращая внимания на опасность, которой он подвергался, капитан направился прямо в тюрьму. Назвавшись чужим именем и вручив тюремщику гинею, он без особого труда добился доступа в каземат, где томился несчастный Чарнок.

Если принять во внимание страшные обстоятельства, в которых находился капитан, то нужно признать, что он глядел сравнительно бодро. Он, казалось, не замечал своих тяжелых цепей и быстро поднялся с места, когда тюремщик ввел к нему Вальтера.

— Вас желает видеть мистер Дрейкот, — сказал он.

— Очень рад вас видеть, — радостно сказал узник, узнав своего друга.

— Раз вы не католический священник, сэр, — сказал тюремщик, обращаясь к мнимому мистеру Дрейкоту, — то, я думаю, вас можно оставить наедине.

И он вышел из камеры.

— Как грустно мне видеть вас в таком положении, дорогой Чарнок, — начал Вальтер.

— Грустно умереть смертью преступника, — отвечал узник. — Но как подумаешь, сколько достойных людей подверглись той же участи, то пропадает охота жаловаться. Давно вы приехали сюда из Сен-Жермена?

— Всего три дня назад.

— Ах, если б я был теперь там! — воскликнул Чарнок. — Не придется мне больше увидеть нашего доброго короля, за которого я умираю!

— Не вернуть королю Иакову своего престола, — заметил Вальтер. — Я был недавно с ним в монастыре Ла-Трапп, и с того времени он, кажется, расстался с мыслями о земном величии.

— Ах, если б я так же мог кончить свои дни в этом монастыре! Я знаю сэра Станлея, который теперь там.

— Я видел его. Не могу ли я сделать что-нибудь для вас?

— Благодарю вас. Пусть ваша жизнь будет продолжительна и счастлива. Пусть Беатриса Тильдеслей будет вашей женой, если только она не уйдет в монастырь.

— Беатриса сейчас в Лондоне и живет у леди Марии.

— Это очень приятно. Боюсь, однако, что судьба сэра Джона решена. Его можно спасти только при помощи какой-нибудь хитрости. Принц Оранский ни в каком случае его не помилует.

— Вероятно, так и будет, несмотря на героические усилия его жены спасти его, — грустно заметил Вальтер.

— Не говорите ей об этом. Не нужно отнимать у нее энергию. Ей и так придется бороться с огромными трудностями.

— Да, и эти трудности почти непреодолимы, — произнес Вальтер.

— Свидание кончено, — сказал тюремщик, открывая дверь.

Друзья стали прощаться навеки. Это прощание растрогало даже тюремщика, и по его морщинистым щекам скатились непривычные слезы.

Узнав от Вальтера о всем происшедшем, полковник Тильдеслей понял, что он уже ничем не может помочь ни леди Фенвик, ни ее мужу. Его охватило неудержимое желание побывать во что бы то ни стало в своем Майерскофе. Брать с собою Беатрису ему не хотелось, он отправился верхом один. Он тосковал по старинному дому, которого не видел уже больше трех месяцев, и заранее предвкушал удовольствие вновь посетить эти места, с которыми его связывало столько воспоминаний.

Прежде чем пуститься в путь, он облачился в костюм простого крестьянина, рассчитывая, что его не узнают в таком виде. Но едва он стал приближаться к Майерскофу, как ему начали попадаться навстречу знакомые, которые кланялись ему, уверяя его при этом, что они готовы скорее умереть, чем выдать его.

От них он узнал, что Горнби по-прежнему бережет дом вместе с некоторыми старыми слугами, которые еще живут в Майерскофе. Эта новость ободрила его.

Полковник был уже вблизи дома, как вдруг показался Горнби. Старый дворецкий шел пешком, направляясь, видимо, в Брон. Увидев перед собою всадника, он сразу узнал в нем своего господина, несмотря на перемену костюма. Он вскрикнул от радости и стал целовать его колена.

— Умерь свою радость, милейший Горнби, — сказал полковник. — Если нас увидят, то я погиб. Как хорошо, что ты попался мне навстречу. Можно войти в дом безопасно?

— Можно, можно, — засуетился дворецкий. — Не бойтесь ничего. Я устрою все так, что о вашем приезде никто не узнает.

— Я знаю, на тебя можно вполне положиться.

— Я отсюда никуда не выезжал, ваша милость, — продолжал верный дворецкий. — Судя по тому, что вы говорите, я боюсь, что мое письмо не дошло до вас.

— Я ничего не слышал о тебе целых три месяца, — сказал полковник.

— В таком случае тут должна быть измена, — вскричал дворецкий. — Я послал вашей милости с десяток писем и все удивлялся, что не получаю на них никакого ответа.