Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Я желаю иметь с вами небольшой разговор, гражданин директор, но несколько позже…

— Когда же?

— Этой ночью… Теперь ваш праздник только что начался… Вас призывает обязанность хозяина… А я буду ухаживать за дамами.

— Это он! Это он! — повторил Дюфур с испугом.

Баррас опять пожал плечами, а Каднэ поцеловал руку госпожи Тальен, обменялся быстрым взглядом с Марион, потом исчез в толпе, опять принявшись за свои штуки и вызывая повсюду хохот.

Баррас задумался, но, когда Каднэ исчез, он вздохнул свободнее и посмотрел на Марион. Красота цветочницы имела что-то резкое, поражавшее сердце. Взгляд ее проникал в глубину души, и Баррас тотчас поддался очарованию.

— Кажется, сердце любезного директора воспламеняется от прекрасных глаз Марион?

Дюфур хотел протестовать против мнения госпожи Тальен, но та остановила его, взяв за руку и говоря:

— Обойдемте залы.

Госпожа Тальен хотела избегнуть, по крайней мере, на это время, всякое объяснение с Баррасом о Каднэ. Баррас не удерживал ее; он был занят Марион, принудил ее взять его под руку и с торжеством прохаживался с нею между своих двух тысяч гостей.

— Эге! — говорил один щеголь, увидев их. — Эта Марион — хитрая штучка! И, отказываясь от наших предложений, она знала, что делала.

— Вот еще! — сказал другой.

— Конечно. Разве ты не видишь, друг мой, что директор Баррас уже без ума от нее?

— Это очень жаль! — говорили в другой группе. — Марион продавала такие славные букеты!

Баррас видел, что толпа с улыбкой расступалась перед ними.

— Счастливый директор! — вздыхали все те, которых отвергла цветочница Марион.

Баррас вышел из комнаты на террасу, потом спустился со ступеней крыльца в парк.

— Директор делает в любви быстрые успехи, — перешептывались несколько голосов.

В глазах всех гражданин Баррас уже одержал победу над Марион. Она, вся бледная и взволнованная, позволяла ему увлекать себя.

— Итак, моя красавица, — говорил любезный директор, который отвел Марион в темную и почти пустую аллею, — вы цветочница?

— Да… гражданин.

— Ремесло бедной девушки, мой ангел!

— Бедной девушки, которая живет только трудом, гражданин.

— Отель, экипаж, бриллианты и кружева лучше пошли бы к вам, чем лоток, моя красавица.

Марион вздохнула. Баррас иначе понял этот вздох и продолжал более настойчивым тоном:

— Если бы вам предложили все это?..

Но Марион вдруг выдернула свою руку, которую нежный директор тихо пожимал, и отвечала:

— Я не продаю себя, гражданин!

— Фи, какое гадкое слово!

— И вам пришлось бы заключить со мной плохую сделку, гражданин: мое сердце так было истерзано когда-то, что оно уже не имеет сил любить.

— Полноте, дитя мое! Любовь, как феникс, возрождается из пепла.

— Когда пепел не был развеян по ветру. Не говорите мне о любви, гражданин, я слепа и глуха.

— Я постараюсь возвратить два чувства, недостающие у вас: зрение и слух.

Он снял с пальца великолепную бирюзу, осыпанную рубинами, и надел ее на палец Марион. Цветочница испугалась и хотела бежать, но вспомнила приказания Каднэ. А так как она повиновалась этому человеку, никогда не оспаривая его воли, она позволила Баррасу отвести себя к скамейке в саду, на которую он усадил прекрасную цветочницу, а сам галантно стал на колено перед нею. Но директор не успел ни поцеловать руки Марион, ни возобновить своих искусительных предложений, как два человека, прятавшиеся за деревом, бросились на старого повесу и схватили его. Баррас закричал, но за этим криком не последовал другой, потому что ему завязали рот, в то же время один из этих двух неизвестных свистнул, и третий явился к ним на подмогу. Марион вскочила с испугом, но не закричала. Нападение, жертвою которого сделался директор, было так неожиданно, что он не мог употребить свою геркулесовскую силу. Баррас был связан в одно мгновение, потом один из троих похитителей взвалил главу Директории на плечи, как ребенка, и напрасно вырывавшийся Баррас был вынужден «исчезнуть» в самой густой части парка Гробуа. Марион последовала за похитителями. В это время в замке и на лужайках все танцевали. Праздник продолжался во всем своем великолепии.

В считаные минуты похитители достигли границы парка. Тогда парк Гробуа был окружен только живым забором со рвом; на противоположной стороне рва шла проселочная дорога, соединявшаяся с большой. В живом заборе был пролом, похитители прошли в него. Ров был широк, но таинственные визитеры сильно спешили и преодолели преграду буквально одним скачком. На дороге стояла карета, запряженная двумя почтовыми лошадьми; один из похитителей отворил дверцу, и Баррас, задыхаясь, с завязанным ртом, был брошен в карету. Один из троих водрузился на козлы, другой сел по правую руку Барраса, третий — по левую, а Марион села напротив. При свете фонарей директор приметил, что эти трое были в масках и в широких плащах. Директор вспомнил безымянное письмо, которое он получил утром и в котором его предупреждали, что его хотят убить.

«Я погиб!» — подумал Баррас. Но он был храбр, и ему хотелось умереть достойно.

Все это совершилось без шума, и никто из троих похитителей не проронил ни слова. Как только дверца затворилась, возница стегнул лошадей, и карета понеслась. Один из похитителей выхватил из-за пояса кинжал. Луч от фонаря, упавший на лезвие, заставил сталь бросить искру. Баррас вздрогнул.

— Милостивый государь, — нарушил молчание похититель, — теперь вы можете кричать, вас не услышат. А так как мне нужно поговорить с вами, вам развяжут рот.

Директор узнал голос Каднэ. Сообщник этого последнего тотчас развязал платок.

— Ах ты негодяй!.. — вскричал Баррас.

— Ш-ш! — остановил его Каднэ. — Не бранитесь, или, клянусь честью дворянина, я воткну вам в грудь эту вещицу.

— Меня предупреждали… — прошептал Баррас. — Я должен был остерегаться… Вы хотите меня убить?

— И да, и нет. Да, если вы будете сопротивляться… Нет, если вы покоритесь обстоятельствам.

— Какие же это обстоятельства? — с насмешкой спросил Баррас.

— Любезный гражданин директор, — возразил Каднэ, — до Парижа нам предстоит довольно большая дорога, и я подумал, что вежливость требует освободить вас от этих веревок. Но вынужден заметить, что, если вы попытаетесь бежать, мы должны будем прибегнуть к крайним средствам.

Когда с Барраса сняли веревки, Каднэ продолжил:

— Ну а теперь побеседуем.

— Охотно, — презрительно сказал Баррас.

Директор был человек хладнокровный и понял, что всякое сопротивление будет бесполезно.

— Я вам говорил, что мы едем в Париж, — продолжал Каднэ.

— Неудачное вы выбрали время, — с насмешкой заметил Баррас.

— С первого взгляда — да, потому что мы увезли вас с праздника, который вы даете…