Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)

— Сециидальная, — поправила ветеринарша.

— Суицидная, — поправила другая.

— Один хрен, самоубийство! — сверкал глазами конюх. — В общем, вынул из петли, да не удержал. И вместе с ней об пол! Бок боли-ит!

Ветеринарши налили ему спирту, как герою дня. Потом он ходил и пересказывал эту историю со слезами…

После того как конюшица привезла драгоценное семя и с какой-то по счету попытки осеменила Астру, Аристарх Павлович видел ее редко. Вся полусумасшедшая жизнь Оли теперь состояла в том, чтобы Астра выносила плод, чтобы не допустить у нее забора крови хотя бы с трехмесячной жеребости. Она изобретала хитрости, подсовывая в донорский зал другую лошадь, внешне похожую на Астру, пыталась исправить тавро и даже подделывала записи в журналах учета. Когда ничего не удавалось, конюшица подносила подарки ветеринаршам, чтобы они «не замечали» подмены либо во всем миловали жеребую кобылу, водкой платила за молчание конюхам и, стремясь понравиться заведующему конефермой, кокетничала с ним, без нужды заглядывая в кабинет. Все прекрасно знали, в чем тут дело, и смотрели на эксперимент Оли сквозь пальцы, считая ее просто ненормальной. И как ненормальную заставляли дежурить в выходные дни, подменять загулявших или заболевших конюхов и даже мыть полы в конторе. Она же из кожи лезла и, скорее всего, играла покладистую дурочку — лишь бы Астру не тронули!

Изредка она забегала к Аристарху Павловичу, сообщала, сколько недель осталось до родов, с умилением говорила, как жеребенок переворачивается в утробе, как стучит ножками, — в общем, будто сама собиралась рожать. А он жалел конюшицу и тоже считал ее ненормальной и не мог заметить, что она уже давно и изо всех сил в одиночку противостоит этому катку; она мечтала удивить мир! Она жаждала чуда, которого нет и не может быть в плоском, однообразном мире. Это была не болезнь, а особое состояние души, одержимой благими и бескорыстными намерениями. И одержимой-то лишь потому, что приходится все время сопротивляться катку, приносить жертвы, бросая под него то, кажущееся неважным и второстепенным. Наверное, потому и говорят — благими намерениями дорога в ад вымощена…

Неожиданно пала лошадь, которую Оля трижды вне очереди подставила под иглу в донорском зале. Ее даже не успели прирезать вовремя, и хотя дежурный конюх перехватил горло уже окостеневшей туше, на мясокомбинате ее забраковали. Институт понес двойной убыток, и началось разбирательство. Конюшицу отстранили от работы, выставили счет и оставили уборщицей в конторе. Конюх же, принявший ее лошадей, свел жеребую Астру в донорский зал, и после забора крови у нее началось отторжение плода. Оля ночью проникла в конюшню, хотя сторожам было строго-настрого наказано не впускать ее на территорию конефермы, и обнаружила у Астры маточное кровотечение. Ее надежда и мечта погибли на глазах: Оля умышленно не звала дежурного конюха, чтобы Астру не измолотили на колбасу.

Последнее, что она хотела сделать в этой жизни, — освободить лошадей от медленной смерти. Она открыла денники, но привыкшие к неволе, кони не уходили. Тогда она взяла кнут и с большим трудом выгнала их из конюшни: железобетонный забор в противоположной от Дендрария стороне был еще не достроен, а во временном деревянном были большие дыры. Но лошади не побежали — разбрелись у ворот конюшни и стали щипать траву…

Во второй половине этого печального дня Аристарха Павловича неожиданно вызвали к заведующему конефермой. Человек он еще был молодой и не умел достойно переживать неприятности. Когда Аристарх Павлович вошел в кабинет, заведующий был краснее телефона. Объяснительные брали со всех сторожей и конюхов, поэтому Аристарх Павлович не подозревал, что вызван совершенно по другому поводу.

— У вас дома в сарае стоит лошадь с нашей конефермы, — сказал заведующий. — Прошу немедленно вернуть ее институту. Девять минут достаточно?

Таким образом институт пополнял поголовье коней. Неумолимый каток надвигался стремительно и неотвратимо.

— Не дам! — крепким басом прогудел Аристарх Павлович, чем, вероятно, удивил заведующего: сторож считался немым.

— Вот как?

— Из соски выпоил! Вынянчил! И вам сюда отдать?!

— Хорошо, возьмем сами, — жестко сказал заведующий. — А дело передадим в милицию!

— Возьмите! — Аристарх Павлович открыл дверь и закончил арию: — К сараю подойдете — ружье возьму! Стрелять имею право, земля моя вокруг сарая, я выкупил ее!

— Ах ты, распелся! — Заведующий побурел. — Земля его — видали?!

Аристарх Павлович хлопнул дверью и ушел в сторожку. Он был уверен, что не посмеют увести Ага, что пока еще берут на испуг, поскольку напуганы сами. Он уж было успокоился, прикинув в уме, что отобрать жеребчика теперь не так-то просто, полно свидетелей, как он выкармливал его с однодневного возраста, а по правилам, существующим на конеферме, случайных жеребят следует забивать и сваливать в могильник. Он лишь жалел, что Оля в больнице и не может подтвердить факта дарения, но ведь выпишется, поди, и подтвердит. Аристарх Павлович уж собирался идти на ужин, когда в сторожку забежал конюх.

— Палыч! Дирекция с ОМОНом приехала! Твой сарай ломают!

Сначала он не поверил, решил, что розыгрыш, но конюх потащил его к месту, где Аристарх Павлович лазил через забор, чтобы сократить путь к дому, и где лежала спрятанная лестница.

Пока они бежали, дверь сарая уже взломали, и теперь зоотехник института с конюхом пытались вывести жеребчика на улицу. А возле сарая стояла омоновская машина с решетками и четверо крупных молодых парней, в бронежилетах, в касках со щитками, стояли с автоматами наперевес и настороженно водили стволами, отыскивая противника.

И вдруг Аристарх Павлович с подступающим ужасом осознал неестественность происходящего и одновременно понял — выйди он и в самом деле с ружьем, его бы не задумываясь расстреляли в упор, без предупреждения. Омоновцы стояли, широко расставив ноги, в каких-то нерусских высоких ботинках, коротких штанах; каски, бронежилеты, укороченные, тупые автоматы, да и сами полуприкрытые масками лица — все было чужое, неприступно-холодное, бессловесное.

Беспощадный каток давил все живое на своем пути…

Аристарх Павлович перевалился через забор и спрыгнул на землю.

— Куда? — громким шепотом закричал ему конюх. — Убьют ведь, дурак!

Аристарх Павлович выбежал к парадному крыльцу и только сейчас увидел, что на ступенях молча стоят все Ерашовы, а в противоположной стороне, у теплицы, жмутся к стеклянной стенке женщины. И среди них — Валентина Ильинишна, которую держат за руки, видимо не пуская к сараю.

— Аристарх Павлович, не подходи к ним! — предупредила Вера. — Пусть уводят, потом объясню, что сделать.