Владимир Москалев - Королева Бланка

– Не иначе как тут вмешался граф Шампанский, – говорили одни.

– Влюбился, черт, в нашу королеву, проходу ей не дает, – соглашались другие. – Гляди, примчался от самой Тулузы, чтобы петь ей песни и объясняться в любви.

– Уж не отравил ли он нашего короля? – высказывали предположение третьи. – Чтобы не мешал, дескать, ему самому.

– А сам править хочет вместо него, мерзавец, вот и норовит залезть под платье к нашей королеве, – судачили кумушки.

– Если уже не залез.

Таков Париж. Миропомазанник Божий – это для него всегда святое; тот, кто мешал монарху, становился Парижу врагом. Дальше увидим, что думали по поводу смерти короля жители других городов.

От дня погребения Людовика VIII (15 ноября) до дня коронации его сына Людовика IX должно было пройти не меньше двух недель. Столько нужно для того, чтобы успели съехаться в Реймс все знатные люди королевства. О смерти короля их оповестили еще раньше. Те, что уже прибыли на похороны, частью жили во дворце в Сите, частью квартировали в домах у парижан.

В Реймс королевский кортеж направился через Санлис, Крепи, потом Суассон. Здесь сделали остановку. Юный Людовик был посвящен в рыцари. Без этого святые отцы не могли приступить к обряду приобщения принца к божественной благодати.

Когда все было готово, архиепископ шепнул Бланке:

– Больше половины знати здесь нет. Смешным покажется такое миропомазание. И все же мы должны совершить обряд.

– Теперь я знаю, кто в числе наших врагов, – ответила ему Бланка. – Те, кто не приехал. Я запомню.

– Лучше записать. – Готье Корню поманил писца. – Говорите, государыня. Следует отделить зерна от плевел.

Клирик приготовился писать. Королева-мать диктовала:

– Герцог Бургундский, граф де Бар, Аршамбо де Бурбон, граф де Монфор, архиепископы Санса и Буржа, епископы…

Она стала называть одного за другим. Потом добавила еще кого-то из мелкой знати. Пояснила:

– Это те, кто прибыл.

Клирик поставил в колонке крест.

– Теперь другие, кого нет: герцог Бретонский Пьер Моклерк, Гуго де Лузиньян, Тибо Шампанский…

Клирик записал еще несколько имен и поставил знак минус.

– Эти – враги трона, – вынесла вердикт Бланка.

– Я бы не делал столь поспешных выводов, – произнес архиепископ.

– Вы защищаете тех, кто отсутствует?

– Пытаюсь в некоторой степени оправдать их. Времени собраться в путь и приехать хватило бы, скажем, графу Омальскому или Жуанвилю. Другим сложнее – виконту де Туару, к примеру, или сеньору де Боже. Идут дожди; дороги, мало того что ухабистые, – их еще здорово развезло. Гонец мог добраться туда не раньше чем через неделю. Но надо еще собраться в дорогу. Взвесив все это, иные отказались от поездки, другие, возможно, уже в пути.

– Чтобы приехать в пустой Реймс? Не думаете же вы, что мы будем сидеть здесь и ждать того, кто никогда не приедет? Нет, ваше преосвященство, дороги пусты. Вероятнее всего, придут письма с причинами отказов, которые только на руку тем, кто и не собирался присутствовать на коронации. Ведь известие о смерти получили все, так что времени у вассалов короны было гораздо больше.

Архиепископ промолчал, сознавая правоту королевы-матери. Напомнил только:

– Нам надо торопиться. У Франции должен быть король.

– Кто будет освящать церемонию? Вы?

– Нет. Епископ Суассона. Это его прямая обязанность в отсутствие реймсского архиепископа.

– Скажите ему, пусть не затягивает. К черту всякие проволочки.

– Не будет нужного блеска…

– Его не было бы и без того: нет никого из наиболее знатных людей и из белого духовенства.

Обряд начался. Готье Корню подал знак. Первый викарный епископ архиепископа Реймсского начал литургию – бесконечные псалмы и молитвы, молитвы и псалмы. Это надолго. Архиепископ ткнул коллегу локтем в бок: кончай волынку, державе нужен король! Тот кивнул – дошло. Теперь клятвы, которые должен принести будущий монарх. Их не очень много: защищать Церковь и ее ценности, обеспечивать общественное спокойствие и вершить правосудие, бороться с еретиками. Что-то еще… Ах, да: свершать акты милосердия.

Людовик, светлокудрый мальчик с любопытствующими глазами на продолговатом лице, с мольбой посмотрел на мать:

– Мама, зачем мне все это повторять? Пусть вот этот лысый дядя еще раз пробубнит, а я потом кивну ему или скажу «да», если уж так надо.

Мать склонилась к сыну:

– Повторяй, сынок, эти клятвы одну за другой. Таков обычай. Ты должен будешь так поступать.

Людовик вздохнул и стал клясться.

Потом ему вручили золотые шпоры, меч, доспехи. Дальше – молитвы, литании, антифоны.

Архиепископ поморщился. Снова пошел в действие локоть. Коллега, выразительным движением руки свернув песнопения, склонился над Людовиком, со страху чуть не убежавшим от него, и приступил к миропомазанию. Священным миром крестообразно епископ помазал мальчику лоб, глаза, губы, уши, грудь – словом, все, что полагалось. И без конца тянул после каждого такого креста: «печать Святого Духа». Отныне король становился избранником Бога на земле.

Блестящая лысина то и дело маячила у Людовика перед глазами, и новоиспеченному монарху хотелось треснуть по этой лысине золотой шпорой… или лучше рукоятью меча. Это он на радостях – подумал, что это всё, можно уходить. Но ошибся. Теперь ему должны передать королевские регалии. Сначала на него надели тунику с далматикой, потом тяжелую бордовую мантию с геральдическими лилиями, явно ему не по росту. Затем дали в руки скипетр и жезл правосудия, на палец надели кольцо.

– Мама, зачем это? – поднял на мать удивленные глаза помазанник Божий. – Мне ведь тяжело. Почему я должен терпеть?

В это время на голову ему надели золотую корону.

– А это еще зачем? – Зрачки глаз юного короля недовольно поползли кверху. – Такую корону носил отец.

– Теперь будешь носить ты, – улыбнулась мать.

– Больше некому? – не понимал мальчик. – Она же большая, будет сваливаться у меня с головы.

Присутствующие переглянулись.

– Бог даст, не свалится, – многозначительно посмотрел епископ на королеву.

Мальчик заерзал, печально поглядел на мать.

– Потерпи еще немного, – сказала она ему, – сейчас твои покорные вассалы принесут тебе оммаж [10] Оммаж – акт, посредством которого вассал, вкладывая свои руки в руки сеньора, клянется ему в верности. . Они будут произносить при этом: «Да здравствует наш король!»

– Слава Богу, их тут мало, – повеселел юный монарх.

Архиепископ и королева-мать, оба сдвинув брови, переглянулись.

– Не «слава Богу», а «увы», сын мой, – тяжело вздохнув, произнесла Бланка.

Далее, без пиршества, обычного в таких случаях, королевский кортеж отправился в Париж. Сын Бланки Кастильской отныне становился священной особой, наделялся даром чудотворения. С этого дня он неприкосновенен, ибо помазанник Божий и через него осуществляется связь между Богом и народом, между Богом и королевством.