Валентин Пикуль - Избранные произведения. III том

— Будьте любезны, сдайте кинжал и револьвер.

— Прочь руки! Я брат царя — великий князь Михаил…

Да, это был Мишка, которого на время войны брат-царь келейно простил; теперь он командовал необузданной Дикой дивизией, наводившей ужас на немецкую кавалерию. Братья скупо облобызались. Михаил сбросил лохматую папаху, показал на заиндевелое окно:

— Наталья в моторе. Можно ей подняться сюда? Николай II расправил рыжеватые усы.

— Ддаа… Но лучше пусть едет в гостиницу.

— Но так же нельзя! Пойми, что я люблю эту женщину. Если ты боишься Аликс, так я обещаю не проговориться об этом визите, Император круто изменил тему разговора:

— Как дивизия? Джигиты не мародерствуют?

— Да нет, не очень… А ты постарел. Говорят, вдали от Аликс крепко попиваешь? Смотри, какие мешки под глазами.

— Пью не больше, чем другие. У меня много неприятностей, — сознался царь.

— Не только фронтовых, но и внутренних, Автомобиль с Натальей тронулся по заснеженной улице Могилева в сторону вокзала, за ним с воем и визгом поскакала «дикая» конвойная сотня. Михаил сказал брату, что надо гнать Распутина.

— Я не вмешиваюсь в твои личные дела (хоть ты не стыдишься вмешиваться в мои), но послушай, что говорят в народе… Даже мои джигиты уже понимают, что добром это не кончится, и средь них появились большевики. Война ведется глупо и неумело. В тылу у тебя — бестолочь, разруха. Поезда не столько едут, сколько простаивают на разъездах. Надо ввести карточную систему на все продукты, как это сделано у Вилли. А у нас один обжирается в три горла, а другой не знает, где ему купить хлеба…

— Мне все это знакомо, — отвечал царь, — Так делай что-нибудь! Это раньше Распутин был лишь анекдотом, а теперь это уже громадная язва, от нее надо избавиться.

— Миша, ты ничего не понимаешь.

— Объясни, если я не понимаю.

— У меня роковая судьба…

— Мама тоже говорит, что ты обречен. Пойми, что мне плевать на шапку Мономаха, я потерял на нее права после женитьбы на Наталье, но, как брат брату, я хочу сказать… уступи!

— Уступать не буду. А рок есть рок.

Михаил нервно подвытянул кинжал из ножен, рывком задвинул его обратно.

Прошелся. Длинный бешмет хлестал его по ногам.

— Ты мне часто говорил, что надо уметь идти против течения. А видел ли ты, как в степях останавливают табун диких лошадей? Это страшная картина!

Когда несется табун, горе тому, кто решится встать на его пути. Но умные люди выскакивают на скакунах в голову табуна и уводят его за собой куда им нужно… Мудрость правителя в том и заключается, чтобы не биться лбом о стенку, а скакать впереди событий, стараясь даже обогнать их.

— Это красиво, но… — Николай II полистал важные бумаги. — Не знаю, что делать, — произнес тихо. — Надобно утвердить государственный бюджет на шестнадцатый год, уже февраль шестнадцатого. А для этого необходимо созывать Думу.

— Так созови.

— Не хотелось бы… Родзянко снова начнет учить меня, как надо жить.

Левые раскричатся о предательстве в верхах. Даже правые сейчас стараются испортить мне настроение…

— Скажи, зачем ты назначил Штюрмера?

— Владимир Борисыч — хороший человек.

— Но этого слишком мало для представительства державы. Обыватель рассуждает: что это, глупость или измена?

— Пойдем обедать, — сказал царь, ставя точку.

Ставка считалась «на походе», и посуда была только металлическая (серебро и золото). Царских лакеев приодели в солдатские гимнастерки. Никто из генералов не спешил к буфету, пока к водке не приложился его величество.

Николай II трепетною рукой наполнил водкой платиновый стаканчик, вызолоченный изнутри. Выпил на «гвардейский манер», как принято пить в русской гвардии, — залпом, не морщась. И, соблюдая правила хорошего офицерского тона, он не сразу потянулся к обильной серии закусок. После царя к водке подошел Мишка, за ним потянулись генералы. Справа от царя сел брат, слева Алексеев. Подумав о Наталье, которая одиночничает в гостинице, Мишка дернулся прочь из-за стола.

— Я, пожалуй, тебя покину, — сказал он.

— Передай привет жене, — ответил царь. — И не спеши отъезжать на фронт. Вопрос о созыве Думы еще не решен, а ты можешь мне понадобиться…

Вечером приходи. Поболтаем.

Вечером его удержала Наталья:

— Зачем тебе лишний раз перед ним унижаться? Побудь со мною. Ты бы слышал, что недавно говорил мне Сазонов. Он в ужасном настроении, и поверь, такое же настроение у всех честных людей. Сазонов сказал, что царица у нас явно сумасшедшая, она ведет к гибели не только Россию, но и свое семейство…

Здесь, в Ставке, великий князь узнал одну некрасивую историю. Николай II был настолько затюкан своей женой, что однажды при появлении Алисы он, как мальчишка, спрятался под стол. «Пьян был?» — не поверил Мишка. «Да нет, — ответили ему, — абсолютно трезвый». Император дал брату прочесть последние письма жены. «Будь стоек — будь властелином, — приказывала она.

— Покажи всем, что ты властелин, и твоя воля будет исполнена…

Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом — сокруши их всех… Будь львом в битве против маленькой кучки негодяев и республиканцев!»

Михаил решил заговорить о другом:

— А мама состарилась. Так же красится и румянится, но глаза уже потускнели, ходит медленно… Годы!

— Мы тоже не молоды, — согласился царь.

— Наверное, нас что-то всех ждет… ужасное.

— Я верю в это, — отвечал Николай II спокойно. — Но я не изменю мотивам самодержавия до конца, каким бы он ни был!

Императрица велела срочно вернуть Симановича с дороги в Нарым, а Белецкий сразу же возродил в подъезде дома ј 64 по Гороховой улице службу охраны и наблюдения. Гришка вернулся на свою квартиру… Первым делом он учинил выговор филерам:

— Кой пес из вас написал, будто я дам на колени себе сажал? Ваше дело — не болтать, а беречь меня аки зеницу ока…

Митька Рубинштейн подарил ему «просто так» триста тысяч рублей, Гришка загулял, пел на улице песни и плясал перед прохожими, чуя победу. Филерские списки показывают, что Симанович с Гейне таскались на Гороховую до пяти раз в день. Таскались сами и таскали к Распутину каких-то молоденьких евреек…

Однажды, поднимаясь по лестнице, Распутин неопределенно сообщил филерам:

— Там вот наследили, теперь подтирать будем…

Он имел в виду заговор Хвостова и его связь с Илиодором. Вино носили на квартиру в эти дни ящиками и корзинами. В один из дней, когда филеры мерзли в подворотне, сверху их окликнул зычный голос Распутина: «Эй, ребята! Валяй ко мне чай пить». Филеры не отказались. На столе пофыркивал громадный самовар. Уселись, дуя на замерзшие пальцы. Озирались косо.

— Собачья у вас жистя, — пожалел их Распутин.