Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Это совсем другое дело, ты — девочка, — ответила бабушка. — А Вудро должен стать выдающимся человеком, как его дед и отец.

Мама на это не обиделась. Она обожала бабушку и терпеливо слушала, посмеиваясь, как та выражает свое безапелляционное мнение.

Однако Чака возмущала традиция сосредоточивать внимание на старшем сыне.

— А из меня что должно выйти, чепуха на постном масле? — сказал он.

— Чарльз, веди себя прилично, — сказала бабушка, как обычно оставляя за собой последнее слово.

В ту ночь Вуди долго не засыпал. Он не мог дождаться, когда увидит свои фотографии в газете. Он чувствовал себя как ребенок перед рождеством: ему так хотелось, чтобы скорее наступило утро, что он никак не мог заснуть.

Он стал думать о Джоан. Зря она считала его маленьким. Он прекрасно ей подходил. Она относилась к нему с симпатией, у них было много общего, и тот поцелуй ей понравился. Он все же думал, что сможет завоевать ее сердце.

Наконец он заснул, а когда проснулся, было уже светло. Он надел поверх пижамы халат и сбежал вниз. Дворецкий Джо уже выходил с утра пораньше за газетами, и они лежали на боковом столе в гостиной, где семья завтракала. Родители уже были там: отец ел яичницу, а мама потягивала кофе.

Вуди схватил «Сентинел». Его работа была на первой странице.

Но это было совсем не то, чего он ожидал!

Фотография была только одна — последняя. На ней заводской охранник лежал на земле, а двое рабочих били его ногами. Заголовок гласил: «БУНТ НА МЕТАЛЛУРГИЧЕСКОМ ЗАВОДЕ».

— Не может быть! — сказал он.

Не веря своим глазам, он стал читать статью. Там говорилось, что участники марша пытались ворваться на завод и охрана мужественно дала им отпор, но при этом несколько охранников получили небольшие травмы. Поведение рабочих осудили мэр, начальник полиции и Лев Пешков. Под статьей, в качестве дополнения, процитировали Брайана Холла, выступающего от лица профсоюза, который отрицал написанное в статье и обвинял охрану в насильственных действиях.

Вуди положил газету перед мамой.

— Я рассказал Хойлу, что беспорядки начали охранники, и в доказательство дал ему фотографии! — сердито сказал он. — Почему же он напечатал не правду, а вот это?

— Потому что он — консерватор, — ответила она.

— Но ведь газеты должны писать правду! — воскликнул Вуди звенящим от яростного возмущения голосом. — Не могут же они просто выдумывать то, чего не было!

— Очень даже могут, — сказала мама.

— Но это нечестно!

— Добро пожаловать в реальный мир, — сказала мама.

Проходя через вестибюль отеля «Риц-Карлтон» в Вашингтоне, Грег Пешков с отцом столкнулись с Дейвом Рузроком.

Дейв был в белом костюме и соломенной шляпе. Он посмотрел на них с ненавистью. Лев поздоровался, но Дейв презрительно отвернулся, ничего не ответив.

Грег знал почему. Все лето Дейв нес убытки, потому что «Театры Рузрок» не получали самых модных фильмов. И должно быть, Дейв догадался, что это как-то подстроил Лев.

На прошлой неделе Лев предложил Дейву за его сеть кинотеатров четыре миллиона — половину того, что предлагал раньше, — и снова Дейв отказался.

— Цена будет падать, Дейв, — предостерег его Лев.

— Интересно, что он здесь делает? — сказал Грег.

— Он приехал, чтобы встретиться с Солом Старром. Хочет спросить, почему Сол не дает ему хороших фильмов, — Было очевидно, что Льву все об этом известно.

— И что ответит мистер Старр?

— Будет водить его за нос.

Грег восхитился возможностями отца все знать и оставаться на гребне волны в любой ситуации. Он всегда был на ход впереди.

Они вошли в лифт. Грег раньше не был в этом отеле, в постоянном номере отца. И его мать Марга никогда там не бывала.

Лев проводил в Вашингтоне много времени, потому что правительство вечно вставляло палки в колеса киноиндустрии. Людей, считающих себя законодателями морали, очень беспокоило, что показывают на большом экране, и они давили на правительство, чтобы кинокартины проходили правительственную цензуру. Лев смотрел на это как на торг (он вообще смотрел на жизнь как на торг), и его главной целью было избежать формальной цензуры, добровольно придерживаясь определенного свода правил. Эту стратегию поддерживал и Сол Старр, и большинство других голливудских шишек.

Они вошли в гостиную, невероятно пышную, гораздо более, чем просторные апартаменты в Буффало, где жили Грег с матерью, — он всегда считал их роскошными. Здесь была мебель на тонких ножках — наверное, французская, подумал Грег, — дорогие каштаново-коричневые бархатные шторы на окнах и огромный проигрыватель. В центре комнаты, к его изумлению, на желтом шелковом диване сидела кинозвезда Глэдис Энджелус.

Говорили, что она — самая красивая женщина в мире.

Грег понимал почему. Она вся излучала желание, от призывных темно-синих глаз и до скрещенных под облегающей юбкой длинных ног. Когда она протянула руку, здороваясь, алые губы улыбнулись, а круглые груди под мягким свитером соблазнительно качнулись.

Он помедлил долю секунды, прежде чем пожать протянутую руку. Ему казалось, что он предает свою мать, Маргу. Она никогда не произносила имя Глэдис Энджелус — верный знак, что ей были известны сплетни про Глэдис и Льва. Грег понимал, что заводит дружбу с врагом матери. Если бы мама узнала, то заплакала бы, подумал он.

Однако его застали врасплох. Если бы он знал заранее, если бы у него было время подумать, как ответить, он мог бы подготовиться, деликатно избежать рукопожатия. Но он не мог заставить себя ответить неуклюжей грубостью этой непреодолимо очаровательной женщине.

Поэтому он пожал протянутую руку, взглянул в ее изумительные глаза и вымученно улыбнулся.

Она задержала его руку и сказала:

— Я так рада наконец-то с вами познакомиться. Ваш отец мне о вас рассказывал, только не сказал, что вы такой красивый.

Это прозвучало как-то неприятно, по-хозяйски, словно она была членом семьи, а не шлюхой, присвоившей место его матери. И все равно он чувствовал действие ее чар.

— Я обожаю ваши фильмы, — неловко сказал он.

— Ну что вы, не стоит об этом, — сказала она, но Грег подумал, что все равно ей приятно это слышать. — Идите сюда и садитесь рядом со мной, — продолжала она, — я хочу с вами получше познакомиться.

Он послушался. Просто не смог удержаться. Глэдис спросила его, в какую школу он ходит, он начал ей отвечать, и тут зазвонил телефон. Он слышал краем уха, как отец ответил в трубку: «Предполагалось завтра… Но если надо, можно и поскорее. Предоставь это мне, я займусь этим сам».

Лев положил трубку и, перебив Глэдис, сказал:

— Грег, твой номер — дальше по коридору. — Он протянул Грегу ключ. — Найдешь там подарок от меня. Устраивайся, развлекайся. На обед встречаемся в семь.