Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Президент Кеннеди сидел в Овальном кабинете в своем любимом кресле-качалке в ожидании группы из министерства юстиции. Там же находилось могущественное руководящее трио военного ведомства: министр обороны «вундеркинд» Боб Макнамара, начальник главного управления Сухопутных войск и начальник штаба Сухопутных войск.

Эта группа собралась здесь сегодня, как догадался Джордж, потому что негры Бирмингема устраивали поджоги и бросали бутылки прошлую ночь. Такие экстренные совещания никогда не созывались за все годы ненасильственного движения за гражданские права, даже когда ку-клукс-клан подбрасывал бомбы в дома негров. Массовые беспорядки дали результат.

Военные присутствовали здесь, чтобы обсудить отправку войск в Бирмингем. Бобби, как всегда, сосредоточил внимание на политической реальности.

— Народ будет призывать президента принять меры, — сказал он. — Но есть проблема. Мы не можем признать, что посылаем федеральные войска для сдерживания национальных гвардейцев штата. Получается, Белый дом объявляет войну штату Алабама. Тогда нам придется заявить, что перед войсками ставится задача пресечь беспорядки. В таком случае Белый дом объявляет войну неграм.

Президент Кеннеди срезу же ответил:

— Как только у белых будет защита в лице федеральных войск, они могут порвать достигнутое соглашение.

Другими словами, подумал Джордж, угроза негритянских волнений служит гарантией соблюдения соглашения. Ему не нравилась такая перспектива, но избежать ее будет нелегко.

Слово взял Берк Маршалл. Он считал соглашение своим детищем.

— Если соглашение будет сорвано, — уныло сказал он, — негры станут…

Президент закончил фразу:

— Неуправляемыми.

Маршалл добавил:

— И не только в Бирмингеме.

В комнате наступила тишина — все начали размышлять над перспективой аналогичных беспорядков в других американских городах.

— Что сейчас делает Кинг? — спросил президент Кеннеди.

— Летит обратно в Бирмингем, — ответил Джордж. Он узнал об этом перед отъездом из «Гастона». — Сейчас, я уверен, он обходит церкви и убеждает народ с миром разойтись по домам после службы и не выходить сегодня вечером на улицы.

— Они послушают его?

— Да, если опять не начнут кидать бомбы и если национальных гвардейцев заставят прекратить бесчинства.

— Как мы можем гарантировать это?

— Могли бы вы разместить войска не в Бирмингеме, а в окрестностях города? Тем самым вы продемонстрируете поддержку соглашения. Коннор и Уоллес будут знать, что если они позволят себе какие-нибудь вольности, то поплатятся властью. А у белых не будет шанса увильнуть от соблюдения соглашения.

Некоторое время они обсуждали это предложение и решили принять его.

Джордж и небольшая группа перешли в Зал Кабинета, чтобы подготовить проект заявления для прессы. Секретарь президента напечатала его. Пресс-конференции обычно проводились в отделе Пьера Сэлинджера, но сегодня собралось так много репортеров и телевизионщиков, что там все они не могли поместиться, к тому же стоял теплый летний вечер, поэтому заявление было оглашено в Саду роз. Джордж наблюдал, как вышел президент Кеннеди и обратился к представителям мировой прессы:

— Бирмингемское соглашение было и остается справедливой договоренностью. Федеральное правительство не позволит, чтобы его саботировала горстка экстремистов с той или другой стороны.

Два шага вперед, шаг назад и еще два вперед, подумал Джордж. Мы делаем успехи.

У Дейва Уильямса были планы на субботний вечер. Три девочки из его класса собирались пойти в «Джамп-клуб» в Сохо. Дейв и еще двое парней как бы невзначай сказали, что они там встретятся с ними. Одна из девушек была Линда Робертсон. Дейв думал, что он ей нравится. Про него говорили, что он тупой, потому что учился хуже всех в классе, но он толково говорил с Линдой о политике, поскольку разбирался в ней благодаря своей семье.

Дейв собирался надеть новую рубашку с необычайно длинными концами у воротника. Он хорошо танцевал. Даже его приятели признавали, что он в стильной манере танцует твист. Он считал, что у него есть шанс закрутить роман с Линдой.

Дейву уже исполнилось пятнадцать лет, но, к его досаде, большинство девушек его возраста предпочитали старших парней. Он все еще морщился, когда вспоминал, как более года назад он шел по пятам за Бип Дьюар, надеясь сорвать у нее поцелуй, и увидел ее в страстных объятиях с восемнадцатилетним Джаспером Мюрреем.

В субботу утром дети Уильямсы пошли в кабинет отца за карманными деньгами. Иви, которой было семнадцать лет, получила фунт, а Дейв — десять шиллингов. Часто, как викторианским беднякам, им сначала приходилось выслушивать нотацию. Сегодня Иви получила деньги и была отпущена, а Дейву было велено остаться. Когда дверь закрылась, его отец Ллойд сказал:

— Ты не сдал экзамен.

Дейв это знал. За десять лет учебы в школе он не написал ни одной контрольной работы.

— Извини, — сказал он. Ему не хотелось спорить, ему хотелось взять деньги и уйти.

Отец сидел в клетчатой рубашке и кардигане, своей утренней субботней одежде.

— Но ты же не глуп.

— Учителя считают, что я тупой.

— Я не верю. Ты способный, но лентяй.

— Я не лентяй.

— Тогда кто ты?

Дейв не мог ответить. Он читал медленно, но хуже всего то, что всегда забывал, что прочитывал, сразу как переворачивал страницу. Он еще плохо писал: когда он хотел написать «bread», его ручка выводила «beard», и он не замечал разницы. Орфография у него была ужасной.

— У меня отличные отметки по устному французскому и немецкому, — сказал он.

— Это только доказывает, что ты можешь, если захочешь.

Совсем ничего не доказывало, но Дейв не знал, как объяснить такой факт.

Ллойд продолжал:

— Я долго и упорно размышлял, что же делать, и мы с твоей матерью бесконечно говорим об этом.

Для Дейва это прозвучало зловеще. Чего они там удумали?

— Ты уже взрослый, чтобы тебя шлепать, и в любом случае мы никогда не прибегали к физическому наказанию.

Это правда. Большинству парней давали затрещину, если они себя плохо вели, но мать Дейва уже много лет не поднимала на него руку, а отец — никогда. Что сейчас встревожило Дейва, так это слово «наказание». Ясно, что оно неотвратимо.

— Единственно, о чем я могу подумать, чтобы заставить тебя сосредоточиться на учебе, это лишить тебя довольствия.

Дейв не мог поверить своим ушам.

— Что значит лишить?

— Я не буду давать тебе денег, пока не увижу улучшения в учебе.

Дейв такого не ожидал.

— Но как же я буду ездить по Лондону?

И покупать сигареты, и как я попаду в «Джамп-клуб», в панике подумал он.

— В школу же ты ходишь. Если ты захочешь пойти еще куда-нибудь, тебе нужно будет лучше заниматься.