Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Филип увидел Алину, прощавшуюся с братом возле конюшни. Проводить отъезжающих собралась целая толпа. Ричард сидел на гнедом боевом коне, который, по-видимому, обошелся Алине фунтов в двадцать. Он стал красивым, широкоплечим мужчиной; его внешность портил лишь уродливый шрам на правом ухе: никто не сомневался, что свою мочку он потерял в какой-нибудь схватке. Он был одет в великолепную красно-зеленую одежду, которую дополняли новый меч, копье, секира и кинжал. Его вещи были погружены на второго коня. Ричарда сопровождали два воина, сидевших на резвых жеребцах, и сквайр на невысокой лошадке.

Алина была вся в слезах, правда, Филип не знал, плачет ли она от жалости к брату, или от гордости за него, или от страха, что он может не вернуться с войны. Возможно, и то, и другое, и третье. Попрощаться пришли многие жители Кингсбриджа, включая большинство юношей и мальчишек. Без сомнения, в их глазах Ричард был героем. Здесь же были и все монахи, пришедшие пожелать своему приору счастливого пути.

Конюхи вывели двух лошадей: одну для Филипа, а другую для его скромной поклажи. Строители отложили на время свои инструменты и во главе с Томом Строителем и его рыжеволосым пасынком Джеком тоже присоединились к провожающим.

Филип для проформы обнял своего помощника Ремигиуса, затем тепло простился с Милиусом и Катбертом и взобрался на лошадь. Он с тоской подумал, что в этом жестком седле ему предстоит сидеть каждый день в течение целых четырех недель. Уже сидя на лошади, он благословил свою паству. Когда они с Ричардом выезжали через монастырские ворота, монахи, строители и жители деревни махали им руками и кричали слова прощания.

Они проехали по узкой улочке, прогрохотали по деревянному мосту и поскакали по бегущей полем дороге. Немного погодя Филип оглянулся и увидел, как в оконных проемах строящейся восточной стены собора золотится восходящее солнце. Если его поездка будет неудачной, эта стена может так и остаться недостроенной. Но сейчас негоже было думать о поражении, и, отвернувшись от Кингсбриджа, он сосредоточился на лежащей перед ним дороге.

Город Линкольн стоял на высоком холме. Филип и Ричард подъехали к нему с южной стороны по старинной оживленной дороге, которую все называли Горностаевой улицей. Даже издалека они могли различить на вершине холма башни собора и бойницы замка. До них еще оставалось мили три-четыре, когда путники въехали в городские ворота. «Огромный город, — подумал Филип. — Должно быть, здесь живут тысячи людей».

На Рождество город был захвачен Ранульфом Честерским, могущественнейшим лордом Северной Англии и родственником Мод. Но король Стефан вновь отбил город, однако войско Ранульфа все еще удерживало замок. Таким образом, Линкольн оказался в весьма необычном положении, когда внутри городских стен расположились две враждующие армии.

За четыре недели путешествия Филип не проникся симпатией к Ричарду. Брат Алины был злым юношей, ненавидел Хамлеев и горел жаждой мести; он считал, что и чувства Филипа были такими же. Однако они существенно отличались. Филип ненавидел Хамлеев за тот произвол, который они творили: без них мир стал бы лучше. Для Ричарда же главным было разбить Хамлеев: его мотивы были корыстными.

Ричард был сильным, храбрым, всегда готовым к бою рыцарем, но в остальном в нем чувствовалась слабость. Нередко он приводил в замешательство своих воинов, то обращаясь с ними как с равными, то шпыняя их, словно слуг. В кабаках он вечно старался произвести впечатление, покупая пиво случайным посетителям. Порой, не будучи уверенным, он делал вид, что точно знает дорогу, и из-за его нежелания признать свою ошибку его попутчикам приходилось делать огромные крюки. Так что к тому времени, когда они добрались до Линкольна, Филип пришел к твердому выводу, что Алина стоит десяти таких, как Ричард.

Они миновали большое озеро со снующими по нему судами, а затем у подножия холма пересекли реку, образующую южную границу центральной части города. Без сомнения, Линкольн существовал благодаря судоходству. Возле моста располагался рыбный рынок. Они прошли через еще одни ворота, которые охраняли часовые, и, оставив позади себя городские окраины, вошли в тесный и суетный центр Линкольна. Прямо перед ними уходила вверх узкая, кишащая людьми улица. Дома, лепившиеся друг к другу по обеим сторонам, были полностью или частично каменными, что говорило о солидном достатке их хозяев. Холм был настолько крутым, что у большинства домов одна сторона первого этажа возвышалась на несколько футов над поверхностью, а другая уходила под землю. В поднятой над землей части строений, как правило, размещались либо мастерские ремесленников, либо магазины. Единственными открытыми пятачками были только церковные кладбища, на которых шла бойкая торговля зерном, птицей, шерстью, кожей и прочим. Филип и Ричард со своей маленькой свитой проталкивались в толпе горожан, воинов, животных и повозок. Филип с изумлением обнаружил, что под ногами у него были каменные плиты. Вся улица была вымощена! «Сколько же здесь богатства! — восхищался он. — Если уже улицы мостят, словно дворцы или соборы». От помоев и навоза ноги слегка скользили, но это было гораздо лучше, чем реки грязи, в которые зимой превращалось большинство городских улиц.

Они добрались до вершины холма и вошли в третьи ворота. Теперь они оказались во внутреннем городе; атмосфера здесь была совсем иной: менее суетная, но более напряженная. Сразу слева от них находился вход в замок. Огромная, обитая железом дверь наглухо закрывала проход под аркой. В стрельчатых окнах надвратной башни мелькали серые силуэты, вдоль зубчатых стен расхаживали часовые в доспехах, и в их начищенных шлемах отражалось тусклое солнце. Никто из них не разговаривал, не смеялся, не свистел, облокотившись на балюстраду, проходящим мимо девушкам: они были напряжены до предела.

Справа от Филипа, не больше чем в четверти мили от ворот замка, виднелся западный фасад собора, и, несмотря на близость замка, он служил военным штабом короля. Шеренга часовых перегородила узкую улочку, что вела к церкви. За спинами часовых в три двери собора то и дело входили и выходили рыцари и стражники. На кладбище располагался лагерь армии с палатками, кострами и щиплющими чахлую траву лошадьми. Монашеских строений здесь не было: Линкольнский собор обслуживался не монахами, а священниками, которых называли канониками и которые жили в стоящих неподалеку от церкви обычных городских домах.

Пространство между собором и замком было пустым; там и оказались Филип и его попутчики. Неожиданно он понял, что к ним приковано все внимание как стражников короля, так и часовых на стенах замка. Они стояли на ничейной земле, разделявшей два военных лагеря, возможно, в самой опасной точке Линкольна. Оглядевшись, он увидел, что Ричард и его свита уже двинулись дальше, и поспешил за ними.