Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Годвин вышел вперед. Перед ним стояла сложная задача. Ему нужно вызвать страх и ненависть к всеобщей любимице города, не упоминая при этом ее имени и ничем не выказав своей враждебности. Кингсбридж должен обрушить на строптивицу свою ярость, но как бы по собственной воле.

Аббат проповедовал не на каждой службе. Только в самых торжественных случаях, когда собиралось огромное множество людей, он обращался к пастве, и то не всегда именно с проповедью, нередко просто зачитывал объявления архиепископа или короля о событиях государственной важности — военных триумфах, налогах, пополнении или утрате в королевской фамилии. Но сегодня случай особый.

— Что такое болезнь? — начал монах. В соборе и без того не было шума, а теперь наступила мертвая тишина. Аббат задал вопрос, терзавший всех. — Почему Господь насылает болезни и чуму, которые мучают и убивают нас? — Годвин перехватил взгляд матери, стоявшей позади Элфрика и Алисы, и, вспомнив ее слова о собственной смерти, на несколько секунд замер, парализованный страхом, потеряв способность говорить. Люди нетерпеливо зашевелились. Понимая, что теряет слушателей, аббат запаниковал, отчего его сковало намертво. Затем внезапно все прошло. — Болезнь — наказание за грехи. — Проповедник много лет оттачивал свой стиль. Он не козырял напыщенной болтовней, подобно монаху Мёрдоу, и старался не сотрясать воздух, а рассуждать разумно. Настоятель сомневался, что подобными рассуждениями можно разжечь необходимую ему ненависть, но Филемон заверил его, будто так убедительнее. — Чума — особая болезнь; значит, Господь особо наказывает нас. — Люди загудели, кто-то застонал. Этого он и ждал и воспрянул духом. — Мы должны спросить себя, какие же наши грехи заслуживают особого наказания. — Тут Годвин заметил одинокую Медж Ткачиху. В прошлый раз она приходила с мужем и четырьмя детьми. Уже подумал было отметить, что она обогатилась, используя красители, полученные с помощью колдовской силы, но не стал. Медж тоже любили и уважали. — Бог наказывает нас за ересь. В мире — в этом городе, даже в этом большом соборе — есть люди, подвергающие сомнению власть святой Церкви Бога и ее священников. Они сомневаются в преосуществлении Святых Даров, отрицают поминальные службы, утверждают, что молитвы святым суть идолопоклонничество. — Так учили в Оксфорде. Мало кого в Кингсбридже волновали подобные вопросы, и аббат заметил на лицах разочарование и скуку. Снова испугавшись, что теряет слушателей, он в отчаянии добавил: — В городе есть люди, занимающиеся колдовством. — Вот это обратило на себя внимание. Многие ахнули. — Необходимо проявлять бдительность. Помните, исцеляет лишь Господь. Молитва, исповедь, причастие, покаяние — вот лекарства, освященные христианством. — Монах повысил голос: — Все остальное — кощунство! — Этого мало. Нужно конкретнее. — Ибо если Господь посылает нам наказания, а мы пытаемся их избегнуть, разве тем самым не отказываемся мы от своего креста? Мы можем просить Его о прощении, и, может быть, в своей мудрости Он исцелит наши болезни. Но от еретических лекарств будет только хуже. — Публика слушала очень внимательно, и настоятель взбодрился. — Предупреждаю вас! Магические заклинания, народные поверья, нехристианские песнопения и особенно языческие обычаи — все это колдовство, запрещенное святой Божьей Церковью.

На самом деле он обращался к тридцати двум монахиням, стоящим позади него в хоре. Пока лишь немногие выразили свое недовольство Керис и поддержку Элизабет, отказавшись от масок. Сестра-келарь по-прежнему имела преимущество, а выборы назначены на следующую неделю. Нужно внушить монахиням, что медицинские воззрения бывшей смотрительницы госпиталя — ересь.

— Всех, следующих этим обычаям, — Годвин ради вящего эффекта выдержал паузу, наклонился вперед и пристально посмотрел на людей, — любого человека в городе… — он развернулся и посмотрел назад, на монахов, — или даже в аббатстве… — вновь повернулся к мирянам, — всякого, говорю вам, придерживающегося таких верований, нужно остерегаться. — Аббат опять помолчал. — И да будет Господь милостив к их душам.

Пола Белла хоронили в холодный декабрьский день. Всех пришедших к его промерзшей могиле пригласили в «Колокол» на поминки. Теперь за хозяйку осталась Бесси. Она не хотела горевать в одиночестве и щедро разливала лучший эль. Ленни Музыкант на пяти струнах своего фиделя [30] Фидель — гитарообразный смычковый инструмент, один из предшественников скрипки. выводил печальные мелодии, и скорбящие по мере опьянения начинали размазывать слезы.

Мерфин сидел в углу с Лоллой, кормил ее сладким коринфским изюмом, купленным вчера на рынке — дорогое удовольствие, — и одновременно учил считать. Отсчитал себе девять ягод, а давая дочери, стал пропускать четные числа:

— Одна, три, пять, семь, девять.

— Нет, неправильно! — Лолла рассмеялась, понимая, что отец шутит.

— Почему же, обоим по девять.

— Но у тебя больше!

— Правда? И как же так получилось?

— Ты просто неправильно посчитал, ты не умеешь.

— Ну, тогда считай сама; может, у тебя получится.

К ним подсела Бесси в своем лучшем платье, ставшем ей тесноватым.

— Можно изюма? — попросила хозяйка.

— Да, — ответила Лолла, — но только чтобы считал не папа.

— Не волнуйся, я знаю все его трюки.

— Держи, — протянул Мерфин Бесси. — Одна, три, девять, тринадцать… Ой нет, тринадцать — это слишком много. Я у тебя заберу. — Отнял три изюмины. — Двенадцать, одиннадцать, десять. Ну вот, теперь у тебя десять ягод.

Лолле было ужасно смешно.

— Но у нее только одна!

— Я что, опять неправильно посчитал?

— Ну конечно! — Девочка посмотрела на Бесси: — Мы знаем все его трюки.

— Ну, тогда считай ты.

Дверь открылась, ворвалась струя ледяного воздуха, и вошла Керис, закутанная в тяжелый плащ. Мастер улыбнулся: всякий раз, видя ее, он радовался, что живет на свете. Бесси встревожилась, но поздоровалась:

— Здравствуй, сестра. Очень любезно с твоей стороны помянуть отца.

— Мне очень жаль, — вежливо, но прохладно отозвалась монахиня. — Он был хорошим человеком.

Зодчий понял, что две женщины считают себя соперницами. Он не знал, чем это заслужил.

— Спасибо, — кивнула Бесси. — Выпьешь эля?

— Очень любезно, но нет. Мне нужно поговорить с Мерфином.

Белл посмотрела на Лоллу:

— Давай жарить орехи на огне?

— Да, здорово!

Хозяйка увела девочку.

— Они нашли общий язык, — заметила Керис.

Фитцджеральд кивнул:

— У Бесси доброе сердце и нет своих детей.

Целительница погрустнела:

— И у меня нет детей… Но может, и недоброе сердце.

Мерфин дотронулся до ее руки.