Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Для них обязательное условие — носить маски и мыть руки в уксусе после каждого контакта с больным.

— И это нас защитит? — в ужасе спросил Сайм.

— В некоторой степени. Не полностью.

— Но ведь тогда нам крайне опасно общаться с больными!

— А чего нам бояться? — спокойно сказала ему Онага. — Мы ищем смерти. Для нас это долгожданное соединение с Христом.

— Да, конечно, — отозвался Сайм.

На следующий день все монахи покинули Кингсбридж.

Гвенда пришла в ярость, увидев, что Ральф сделал с мареной Дэви. Губить посадки без веской причины — грех. В аду наверняка имеется специальное место для знати, уничтожавшей то, что крестьяне сажали в поте лица. Однако сын даже не расстроился.

— Я думаю, ничего страшного. Вся ценность в корнях, а их он не тронул.

— Это уже было бы похоже на работу, — мрачно ответила крестьянка, однако ее отпустило.

Трава и в самом деле оправилась удивительно быстро. Очевидно, Ширинг не знал, что марена размножается под землей. В мае — июне, когда Вигли достигли известия об очередной вспышке чумы, корни пустили новые побеги, и в начале июля Дэви решил, что можно собирать урожай. В следующее же воскресенье Гвенда, Вулфрик и Дэви полдня выкапывали корни. Сначала нужно было разрыхлить землю, затем вынуть растение из почвы и обобрать листья, оставив только небольшой фрагмент стебля. От такой работы, которой Гвенда занималась всю жизнь, болела спина.

Они оставили поляну в надежде, что следующий год вновь принесет урожай, отвезли ручную тележку с корнями марены через лес обратно в Вигли и разбросали корни на сеновале для просушки.

Кингсбридж закрыли. Жители, конечно, покупали продукты, но через посредников. Дэви принесет непривычный товар, ему придется объясняться с покупателем. Делать это через третьего человека затруднительно. Но другого выхода, похоже, нет. Однако сначала нужно просушить корни, растереть в порошок, а на это потребуется какое-то время.

Предприимчивый плантатор больше не упоминал Амабел, но Гвенда не сомневалась, что молодые люди продолжают видеться. Сын делал вид, что примирился с судьбой. Но если бы это действительно было так, он ходил бы куда мрачнее. Матери оставалось только надеяться, что любовь испарится, прежде чем ему исполнится двадцать один год и он не будет нуждаться в родительском разрешении. Больно было даже думать о том, что ее семья породнится с Аннет. Дочь Перкина до сих пор унижала жену Вулфрика, кокетничая с ним, а тот все еще глупо улыбался на каждую идиотскую ужимку. Теперь, когда Аннет перевалило за сорок, когда на румяных щеках проступили сосуды, а в светлых волосах появились седые пряди, она уже не представляла опасности, превратившись в свою тень. Однако Вулфрик, судя по всему, еще видел в ней девушку.

«И вот теперь мой сын попался на ту же удочку», — думала Гвенда. Ей хотелось рвать и метать. Амабел стала очень похожа на юную Аннет — хорошенькое личико, разлетающиеся кудри, длинная шея, узкие белые плечи, маленькая грудь, напоминавшая яйца, которые мать с дочерью продавали на рынке. Она так же встряхивала волосами, с таким же притворным упреком смотрела на мужчин, так же, заигрывая, шлепала их по груди тыльной стороной ладони.

Но Дэви по крайней мере физически здоров и в безопасности. Больше Гвенда тревожилась за Сэма, который теперь жил у графа Ширинга, обучаясь воинскому искусству. В церкви она молилась, чтобы сын избежал увечий во время охоты, научился обращаться с мечом и сражаться на турнирах. Двадцать два года видела сына изо дня в день, а потом его в одночасье взяли и отобрали. Как трудно быть женщиной, думала она. Любишь ребенка всей душой, а он в один прекрасный день просто уходит.

Несколько недель крестьянка раздумывала, под каким предлогом отправиться в Эрлкасл повидать Сэма, и, услышав про чуму, решилась. Нужно успеть до жатвы. Вулфрик не пошел: оставалось еще слишком много работы. Идти одна Гвенда не боялась. «Слишком бедная для грабителей, слишком старая для насильников», — пошутила она, прихватив с собой длинный нож. Правда же заключалась в том, что она слишком крепкая для тех и для других.

Путница миновала подъемный мост Эрлкасла в жаркий июльский день. На зазубренных воротах, как часовой, сидел грач, на лоснящихся черных перьях блестело солнце. Ей почудилось в этом пугающее предзнаменование. Птица словно говорила: «Уходи! Уходи!» Конечно, один раз чумы удалось избежать, но то могло быть просто удачей. Придя сюда, она рискует жизнью.

Обстановка в нижнем дворе была знакомой, хоть и немного тише обычного. Дровосек возле пекарни разгружал дрова, грум у конюшни расседлывал запылившуюся лошадь, но всё как-то неторопливо. Гвенда заметила у западного входа маленькой церкви небольшую группу людей и подошла разузнать.

— Чумные, — ответила на ее вопрос служанка.

Крестьянка вошла в церковь с холодным комком страха в сердце. На полу расстелили около десятка соломенных матрацев, чтобы больные видели алтарь, точно как в госпитале. Половина чумных — дети. Трое взрослых мужчин. Гвенда испуганно всмотрелась в их лица. Сэма среди них не увидела. Встала на колени и вознесла благодарственную молитву. На улице подошла к той же служанке:

— Я ищу Сэма из Вигли, нового сквайра.

Та указала на мост, ведущий на дальний двор:

— Посмотри в башне.

Путница направилась туда. Часовой на мосту не обратил на нее внимания. По ступеням поднялась в башню. В большом зале было темно и прохладно. На холодных камнях возле камина спала большая собака. У стены стояли скамьи, а в дальнем конце зала — два больших кресла. Гвенда обратила внимание на отсутствие подушек, набивных сидений, ковров на стенах и сделала вывод, что леди Филиппа проводит здесь мало времени и все пришло в запустение.

Сэм сидел у окна с тремя молодыми людьми. Передними на полулежали разобранные доспехи — от забрала до наголенников, — сквайры их чистили. Сын как раз пытался мягкой пемзой оттереть ржавчину с нагрудника. Какое-то время мать смотрела на него. На нем была новая черно-красная ливрея графа Ширинга, шедшая к темным глазам. Он непринужденно болтал с товарищами. Здоровый, сытый. Гвенда на это и надеялась, но в то же время ей непонятным образом стаю больно, оттого что ему хорошо без нее. Когда сын поднял глаза и увидел мать, на лице его отобразилось удивление, потом радость, потом лукавство.

— Друзья, — заговорил он, — я старше вас, но не подумайте, что уже самостоятельный. Родительница, желая увериться, что у меня все нормально, следует за мной по пятам.

Молодые люди посмотрели на нее и рассмеялись. Сэм отложил работу, подошел к матери, и они сели в углу на скамью возле лестницы, которая вела в верхние покои.