Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Братья дружно повернулись.

Пьер выпрямился и постарался успокоиться. Ему и прежде доводилось выкручиваться из малоприятных положений благодаря умению гладко говорить и убедительно лгать. Нужно воспринимать все это как новую возможность. Если он проявит сообразительность и сметку, то, быть может, даже выйдет отсюда с прибылью.

— Добрый вечер, господа, — сказал он с достоинством. — Весьма польщен оказанной мне честью.

Ле Пан вмешался.

— Будешь открывать рот, когда тебя спросят, паскудник.

Пьер повернулся к капитану.

— Воздержитесь, пожалуйста, от грубостей в присутствии кардинала, — попросил он. — Иначе я прослежу, чтобы вам преподали урок.

Ле Пан дернулся, но поостерегся отвесить Пьеру оплеуху на глазах своих хозяев.

Братья переглянулись, Шарль с усмешкой приподнял бровь. Значит, Пьеру удалось их удивить. Отлично.

Теперь заговорил герцог:

— Ты выдавал себя за члена нашего семейства. Это серьезное преступление.

— Смиренно прошу прощения, ваша светлость. — Прежде чем кто-либо из братьев успел ответить, юноша продолжил: — Мой отец — незаконнорожденный сын молочницы из Тоннанс-ле-Жуанвиля. — Признаваться в этом было стыдно, Пьер ненавидел собственное происхождение и презирал себя за него, но деваться было некуда. — По семейной легенде, ее возлюбленным был блестящий молодой человек из Жуанвиля, будто бы из семейства де Гиз.

Герцог Франсуа хмыкнул, выказывая недоверие. Да, Жуанвиль, родовая обитель Гизов в области Шампань, находился по соседству с деревней Тоннанс-ле-Жуанвиль, как следовало из ее названия. Но сколько незамужних матерей винили в своей участи любовников-аристократов! С другой стороны, эти обвинения нередко оказывались правдой.

— Мой отец учился в грамматической школе и стал сельским священником, за что всегда возносил благодарности отцу ваших светлостей, ныне покойному, да пребудет в мире его душа.

Вот в это они должны поверить, прикинул Пьер. Знатные семьи обычно не признавали своих незаконнорожденных отпрысков, однако, как правило, оказывали тем помощь — так прохожий останавливается, чтобы выдернуть занозу из лапы хромающей собаки.

— И как ты оказался сыном священника, обязанного хранить безбрачие? — осведомился герцог Франсуа.

— Моя мать служила у него экономкой. — Священникам возбранялось жениться, однако они часто заводили любовниц, которых было принято именовать словом «экономка».

— Значит, ты дважды бастард?

Пьер смутился, покраснел, и его смущение было неподдельным. Ему вовсе не требовалось притворяться, что он стыдится своего происхождения. Вдобавок замечание герцога приободрило юношу, ведь из него следовало, что его историю воспринимают всерьез.

— Даже если ваши семейные байки не врут, — сказал герцог, — ты не вправе пользоваться нашим семейным именем. Сам должен понимать.

— Я знаю, что поступил дурно, — ответил Пьер. — Но всю свою жизнь я восхищался де Гизами. Всем сердцем хотел вам служить. Понимаю, долг велит наказать меня, но прошу вас, располагайте мною, как вам будет угодно. Дайте мне поручение, и я выполню все в точности, клянусь! Я сделаю все, что вы прикажете.

Герцог кичливо дернул подбородком.

— Не могу вообразить, какие услуги ты мог бы нам оказать.

Пьер приуныл. Он вложил столько чувства в свои речи, но все оказалось напрасно.

Тут вмешался кардинал Шарль:

— Вообще-то он может пригодиться.

В сердце Пьера вновь вспыхнула надежда.

— Неужели? — уточнил слегка раздраженный на вид герцог.

— Да.

Герцог махнул рукой — мол, разбирайтесь сами.

— В Париже есть протестанты, — начал кардинал.

Шарль принадлежал к ревностным католикам, что вряд ли было удивительно, если вспомнить, какие доходы приносила ему католическая церковь. И насчет протестантов он был прав. Париж считался истинно католическим городом, проповедники на площадях и в храмах каждое воскресенье обрушивали с амвонов громы и молнии на головы нечестивцев-еретиков, однако среди горожан все-таки находились люди, готовые прислушиваться к обвинениям в том, что священство попросту собирает деньги в свою казну и не делает ровным счетом ничего для паствы. Причем некоторые столь глубоко уверовали в продажность и развращенность католического клира, что посещали тайные протестантские службы, пусть даже те были объявлены вне закона.

Пьер сделал вид, что оскорблен в лучших чувствах.

— Таких негодяев следует предавать смерти!

— Так и будет, — сказал кардинал. — Но сначала нужно их отыскать.

— Я смогу! — воскликнул Пьер.

— Еще нам нужны имена их жен и детей, родичей и друзей.

— По-моему, среди моих товарищей в Сорбонне есть те, кто склоняется к ереси.

— Узнай, где они покупают книги и памфлеты, чернящие Святую Церковь.

За торговлю протестантскими изданиями полагалась смертная казнь.

— Поспрашиваю, — пообещал Пьер. — Притворюсь, что сам усомнился в вере.

— Сильнее всего я хочу узнать, где именно собираются протестанты, где они проводят свои кощунственные службы.

Пьер нахмурился; ему неожиданно подумалось, что кардинал, скорее всего, заинтересовался подобными сведениями отнюдь не за последние пять минут.

— Ваше преосвященство уже наверняка предпринимали изыскания?

— Тебе об этом знать не положено. И другие мои люди о тебе не узнают.

Выходит, ему предстоит войти в неведомое число лазутчиков кардинала?

— Я стану лучшим среди всех!

— Тогда тебя ждет достойная награда.

Пьер едва мог поверить в свою удачу. Он испытал такое облегчение, что готов был бежать на улицы прямо сейчас, пока Шарль не передумал. Но нужно сохранять спокойствие и показывать уверенность в себе.

— Благодарю за доверие, ваше преосвященство.

— С чего ты взял, будто я тебе доверяю? — В тоне кардинала Шарля сквозило нескрываемое презрение. — Увы, в благом деле истребления еретиков приходится полагаться на любые средства под рукой.

Пьеру не хотелось уходить с таким напутствием. Надо все же как-то произвести впечатление на братьев. Припомнив беседу, которую те вели между собой, когда его притащили сюда, юноша сказал:

— Вы правильно говорите, ваше преосвященство. — Пьер решил забыть о всякой осторожности. — Нам необходимо укреплять положение его величества короля.

Лицо Шарля приобрело странное выражение: кардинал то ли воспринял слова Пьера как оскорбление, то ли развеселился.

— Вот как?

— Я бы сказал, требуется большое, пышное и роскошное празднество, чтобы люди забыли о позоре Сен-Кантена.

Кардинал поощрительно кивнул.

Ободренный Пьер пояснил:

— Что-то вроде королевской свадьбы.

Братья де Гиз снова переглянулись.

— Знаешь, — медленно проговорил герцог Франсуа, — а этот шалопай может быть прав.