Конн Иггульден - Сокол Спарты

Перс закатил глаза и, чтобы не отставать, направил коня рысью. Впереди, на отдалении, в ущелье между холмами, показались огни царского лагеря, о чем греки тотчас известили друг друга. В дальнейшем сопровождении они не нуждались. Между тем темп бега нарастал, и персы остались позади.

На себе Тиссаферн ощутил взгляды своих спутников – двоих насупленных молодых людей, прежде не имевших опыта общения с эллинами. Они взглянули на старейшину за каким-нибудь объяснением, но тот лишь сердито пожал плечами.

– Они безумцы, – буркнул он под их взглядами. – Кому по силам понимать таких людей?

Трое персов нагнали и опередили греков прежде, чем те добежали до расположения лагеря. Тиссаферн с раздражением ощущал, как от вечерней теплыни его бросает в пот. Греческие начальники скалились, глядя на персидских слуг, берущих под уздцы коней. Быть может, перед появлением к царской особе следовало переодеться, хотя приказ был возвращаться без промедления. Кто знает: может, Артаксеркс так рано его не ждет.

– Следовать за мной, – обратился он на придворном персидском, сопроводя свои слова жестом. Он знал, что кое-кто из них изъясняется на этом языке, но ему нравилось демонстрировать свое превосходство, понукая их, как детей или недоумков.

Греки сейчас держались плотной группой, а их шутливость угасла при виде строя смотрящих на них персидских солдат. По обе стороны прохода к лагерю персидские ряды застыли навытяжку; получалась целая улица из царского войска. К смятению Тиссаферна, Клеарх взял вбок и приблизился к здоровенному воину, стеклянно уставившемуся в пустоту. Вельможа в замешательстве смотрел, как грек одернул на нем тунику и сказал на ухо несколько слов, от которых рот у перса перекосился в улыбке, скрывшейся в смоляной бороде.

Такое действие позабавило остальных, и они принялись сбивчиво окликать грека на своем языке. Шествие вдоль прохода превратилось в подобие смотра, где царские воины собрались для одобрения эллинов. Тиссаферн поджал губы. Для него это были варвары и гости царя на этот вечер. Ему оставалось лишь натянуто улыбаться и взмахами пытаться руководить продвижением.

– А этот толстяк, по-твоему, разумеет на греческом? – полюбопытствовал Менон.

– Не он, так кто-нибудь все равно знает, – ответил Клеарх. – Так что не говори ничего, чего не хотел бы, чтобы они подслушали.

– Ты мудр, спартанец. Во многом ты напоминаешь мою мать.

– Мне кажется, я ее однажды встречал… – начал было Клеарх, но тут его прервал тягучий призыв труб впереди. Там занавесом раздернулся полог огромного шатра, и в окружающую темень хлынул свет.

Грекам, вошедшим в царский шатер, воздвигнутый в пустыне всего за один неполный день, трудно было воздержаться от изумления. Пол здесь был не из песка или утоптанной земли с наспех брошенным ковром, а напоминал полированный камень. Купол состоял из нескольких сводов, а воздух был маслянист от благовоний и ароматных воскурений. В такт игре каких-то струнных инструментов томно двигались полуобнаженные танцовщицы и мальчики с румянами и красочными узорами на коже. Вдоль стен тянулась цепь из сотен персидских солдат, напоминающих черных и белых жуков с лицами, рдеющими от жары и от возжигающих кровь снадобий. Сам воздух густел от смеси тепла пустыни и аромата втертых в кожу масел.

Двенадцать греков входили парами: впереди Клеарх и Менон, а сразу за ними Проксен с Софенетом. Менон не хотел стоять от спартанца по правую руку, но оказался там, когда с приоткрытым ртом заморгал в свете фонаря, играющего тысячами ярких язычков. Лампы висели на бронзовых штырях, стояли в каменных нишах, или же их держали в руках рабы, чьей единственной задачей было надлежащим образом давать освещение. Посередине шатра тянулся накрытый пиршественный стол с ножами, блюдами и чашами, все рядами расположенные на кроваво-красной скатерти. Над столом медленно вращался огромный, как жернов, светильник, волоча по кругу шлейф белых свечных огоньков. Вправо и влево перед эллинами тянулся стол, из-за которого на них взирали персидские начальники. Клеарх ощутил странную смесь эмоций, когда увидел среди них Ариея. Первой мыслью было облегчение лицезреть его живым, хотя напряженная улыбка и настороженность лица перса были достаточно красноречивы. Впрочем, стоит ли удивляться, что такой заправский вояка вновь снискал себе милость царя. Главное здесь в том, что ему удалось уцелеть.

Клеарх кивнул Ариею – большего тот едва ли заслуживал, – на что перс уклончиво уткнулся взглядом в пол. Архонт перевел взор на того, кто здесь во всех смыслах господствовал: на Царя Царей Артаксеркса. Богоподобный венценосец имел некоторое сходство с Киром, так что спутать его было невозможно, даже если бы его не обихаживали рабы, а пышностью нарядов он не напоминал драгоценный ковер. Сложения он был более плотного, чем описывал Кир, – явно воин, а не книгочей. На нем были свободные долгополые одеяния из какой-то легкой ткани, так что, несмотря на духоту шатра, он не выглядел взмокшим. Борода была намаслена и завита мелкими колечками. Из-под складок ткани проглядывал египетский нагрудник из золотистой бронзы, а за кушак был заткнут кинжал. Дремливая улыбка придавала его облику оттенок если не миролюбия, то во всяком случае незлобивости.

– Да будет над нами мир, – послышался чей-то голос, и Клеарх поневоле обернулся. Ему поклонился кто-то вроде высокопоставленного слуги. Странно было видеть и слышать человека в персидском облачении, который в такой дали от дома мог обращаться к нему на любимом родном языке Эллады.

Клеарх пытался не смотреть на различимые краем глаза фигуры, извивающиеся в сладострастном танце, хотя музыканты увлеченно щипали струны и постукивали в барабанчики. Здесь, в этом месте, в самом воздухе веяло опасностью, как от запаха крови, приглушенного пахучими благовониями. Это было место жары и хищных желаний, а не прохлады и покоя.

Клеарх приблизился к огромному столу, дивясь его размеру. Здесь он опустился на одно колено, почтительно склонив голову. Вместе с лохагами они обсуждали, как подобает приветствовать царя. Исходили из того, что им было известно о Кире. Сошлись на том, что Артаксеркс будет ждать, когда они расстелятся перед ним ниц, но Проксен заметил, что это выкажет их слабость, а такие, как царь, могут из-за этого, наоборот, взбелениться. Клеарх понимал, что это риск, особенно перед дворцовыми вельможами и царевыми наложницами. И сейчас, стоя в согбенной позе, он слышал разносящиеся по шатру шелест и перешептывание, вызванное не то изумлением, не то оживленностью.

– Я говорил, – зло прошептал за спиной Менон, – ты нас всех губишь.