Анатолий Фёдоров - Арктическая одиссея. Как «хозяйничали» нацисты в советской Арктике

Руль же после нескольких часов, проведенных нами с замиранием сердца, снова стал работать вместе с машиной, и мы начали медленно двигаться. Однако очередной выход рулевой машины из строя через некоторое время показал нам, что с ним не все ясно. Мы сидели так прочно во льду, что все попытки ледокола «Каганович» освободить нас казались напрасными. И только лишь через несколько часов, после нескольких разбежек, наконец-таки ему удалось привести «Комет» в движение.

Но, в конце концов, искусство советских ледокольщиков и лоцманов одержало победу над стихией, и ранним утром 1 сентября рейдер благополучно вошел в полосу разреженных льдов у острова Айон. Здесь «Лазарь Каганович» оставил рейдер на защищенной якорной стоянке, а сам поспешил на выручку к пробивавшемуся с востока советскому пароходу.

Вернулся ледокол примерно через 10 часов с известием, которое ошеломило Эйссена куда больше, нежели пережитое им во время ожидания начала проводки и даже недавнего опаснейшего ледового дрейфа:

…ледокол «Каганович» спустил на воду шлюпку, на которой к нам на борт прибыли руководитель восточного сектора морского пути и капитан ледокола.

Они сообщили мне, что из Москвы поступило указание не вести меня далее на восток, а снова сопроводить назад. В качестве причины данного указания мне было сказано, что в Беринговом проливе были замечены сторожевики и подводные лодки противника. Кроме того, мне было сказано, что в Беринговом море есть американские суда, которые не должны узнать, что немецкое судно прошло по СМП при помощи СССР.

Я спокойно выслушал это сообщение, не показывая ни волнения, ни разочарования. Но внутри меня эта бомба произвела совсем другой эффект. В моей памяти, как на мгновенно раскручивающейся кинопленке, промелькнуло все, что произошло за эти дни с момента моего выхода из немецкого порта: сдерживающую нас медлительность русских, игры в прятки и бесконечное ожидание в Баренцевом море, первый напрасный прорыв через лед, симуляция болезни руководителем на ледоколе, ад полярного шторма среди трескающихся льдин, но теперь лед был уже позади нас. И всего лишь 400 морских миль отделяли наше судно от Берингова пролива, от нашей столь желанной позиции для наступления на британцев, и мы должны разворачиваться?

Мне сразу стало ясно, что подобное дерзкое требование даже не подлежит обсуждению, но это означало, что теперь нам придется действовать самостоятельно. И очевидно, здесь в последний раз ею (советской стороной. — Ает.) была предпринята попытка остановить рейдер, на сей раз насильственно — под предлогом дипломатических осложнений…

Я уже давно понял, что Советы только потому и согласились поддержать нас, что они надеялись заморочить Германию своей широтой натуры, а сами надеялись, что им удастся скрыть свою подготовку к войне против Германии, уже давно проводимую в партнерстве с Англией, и что сами они никогда всерьез не думали, что какое-то немецкое судно сумеет до конца воспользоваться этой самой широтой натуры и действительно пройдет по Сибирскому морскому пути.

В принципе, настроение Р. Эйссена в той обстановке можно не только понять, но даже и посочувствовать ему: он считал, что рейдер уже почти у цели, и вдруг где-то в Москве все уже сделанное германскими моряками, пытаются вернуть к нулевой отметке! Тем более он точно знал, что суда в Беринговом проливе, якобы подстерегающие германский рейдер, наделе являются всего японскими китобоями, то есть судами союзника Германии, ведущими здесь промысел. Кроме того, Р. Эйссен отлично понимал, что теперь прорваться в Тихий океан он вполне может и без ледовой проводки. Вот что он пишет по этому поводу:

Мне было понятно, что именно на последнем отрезке пути, особенно у мыса Шмидта и в проливе де Лонга, да даже и в Беринговом проливе, я могу столкнуться с мощным льдом. И хотя сообщения о ледовой ситуации звучали утешительно, она могла очень быстро ухудшиться.

Теперь я уже знал, чего можно ожидать от нашего судна и, кроме того, поднабрался необходимого опыта работы во льдах и научился визуально оценивать ледовую ситуацию. То есть у меня сложилась твердая убежденность, что и в одиночку я смогу пройти дальше.

Одним словом, началось нечто вроде переговоров на борту рейдера. Ни о чем не договорившись, А. Мелихов вернулся на ледокол, взяв с собой одного из лоцманов. Советский ледовый лоцман вернулся на «Комет» лишь после 8 часов обсуждения дел на ледоколе «Лазарь Каганович». Германские моряки за это время успели осмотреть корпус своего судна, а главное — судовой руль. Осмотр показал, что корпус успешно выдержал напор арктических льдов. А вот баллер руля весь свернулся и вошел вовнутрь, правда, не обломился. Благодаря высокому уровню технической подготовки судовых механиков удалось не только исправить эту неисправность, но еще и обеспечить исправную работу рулевого устройства в течение последующих 15 месяцев плавания, несмотря на плохую погоду и постоянные нагрузки.

Далее мы попытаемся рассказать о последующих событиях с использованием статьи «Рейд крейсера „Комет“», написанной мурманским краеведом Владимиром Сорокажердьевым для сборника «Тайну хранило море». Кроме того, здесь же мы используем тексты радиодонесений, которыми обменивались между собой руководство ГУ СМП и секторов Севморпути, познакомиться с которыми удалось благодаря вышеупомянутой статье Александра Черепкова в газете «Независимое военное обозрение».

Итак, начнем с Сорокажердьева, озвучившего недосказанное Эйссеном в 1943 году. Он считает, что советское правительство в эти дни стремилось обезопасить свой шаткий авторитет. Оно решило прервать переход фашистского рейдера и сделать вид, что германская сторона, выдавая замаскированный военный корабль за обычное торговое судно, обманула СССР. Но Эйс-сен сразу же понял, что Москва решила снять с себя ответственность, и в первую очередь, перед англичанами, за состоявшийся переход германского крейсера вдоль берегов Сибири. Ведь последнее иностранное судно появлялось здесь ровно 20 лет назад, когда знаменитый норвежский исследователь Арктики Руал Амундсен прошел на Тихий океан на ледовой шхуне «Мод». А вот как, по данным А. Черепкова, выглядели радиограммы в конце августа 1940 года:

Ввиду специфичности военного характера немецкого парохода верните его обратно на запад одним из ледоколов по вашему усмотрению. Дважды в день молнируйте его позицию. Исполнение радируйте.

На поступивший вопрос о причине изменения плана перехода И. Папанин сообщил, что одно из наших промысловых судов заметило в Беринговом проливе несколько иностранных судов, которые могли бы раскрыть секретность перехода. Казалось бы, что может быть непонятного в этой телеграмме? Однако начальник морских операций восточного сектора Арктики ледовый капитан Афанасий Мелехов… совершенно не понимает ее текст и передает встречную радиотелеграмму: