Эрнст д’Эрвильи - Приключения доисторического мальчика [Повесть]

Несчастные дети, нежно поддерживаемые Рюгом, поднялись с замирающим сердцем по той самой тропинке, по которой вчера еще спустились так весело.

От томления и страха их бросило даже в пот; но когда они вступили в пещеру, то почувствовали, какой ужасный холод охватил их.

В пещере царило молчание.

Однако все племя было в сборе, и только глубокое отчаяние заставляло всех клонить голову к земле и сдавливало им горло. Это было ужасно!

Дети ожидали услышать страшные проклятия. Они приготовились выдержать их со всею стойкостью своих маленьких сердец, а вместо того… Это молчание и это отчаяние взрослых, царившие в пещере, показались им куда ужаснее самых яростных угроз.

Вокруг потухшего очага сидели старейшины, время от времени почтительно касаясь его рукой, как касаются тела друга, в смерть которого не хочется верить. За ними сидели на корточках, неподвижно, начальники племени, распустив волосы, бывало, связанные пучком на макушке; теперь волосы у них падали в беспорядке по плечам в знак глубокой печали.

Многие плакали.

Вид слез, катившихся по щекам воинов, растрогал, как совершенно неожиданное зрелище, бедного Крака. Он почувствовал, что погиб. Ожо, весь дрожа, искал глазами в глубине пещеры мать, вскормившую его своим молоком.

Но он не нашел ее в неподвижной группе женщин, стоявшей позади охотников.

Тогда он сжал руку брата и закрыл глаза.

— Вот дети, — сказал старейший.

Два сдержанных рыдания раздались из группы женщин.

— Пусть говорят, мы слушаем, — пробормотал один из начальников, самый старший после прародителя.

Крак чистосердечно рассказал то, что уж рассказывал раньше Рюгу, и объяснил, почему им с братом было невозможно вернуться во-время в пещеру, как они раньше предполагали. Он просил стариков принять во внимание их молодые годы, их слабость и неопытность.

— Огонь умер!.. — проворчал старейшина.

Крак, задыхаясь, прибавил, что он, перед тем как покинуть пещеру, надеясь спасти жизнь другим, принял все предосторожности, чтобы огонь не мог пострадать, а, наоборот, прожил бы во время их отсутствия.

— Огонь умер!.. — повторили начальники.

— И да будет он отомщен! — вскричали они сейчас же. — Поспешим!

Крак и Ожо растерянно озирались кругом, а крики, призывы к смерти между тем все возрастали и возрастали.

Дети пытались найти какой-нибудь след жалости на лицах старейшин и охотников, но все эти лица были или холодны, или яростны. Во всех взорах читалась непреклонная решимость.

Рюг и Гель отвернулись.

Старейший закрыл лицо своими могучими руками.

Самый старший из начальников после Старейшего встал, подошел к детям и, грубо схватив их за руку, крикнул громовым голосом:

— Старейшины постановили. Их приговор должен быть выполнен. Огонь умер. Изменники должны тоже умереть, от моей руки… На колени, преступники! А вам, отцы, матери и дети нашего племени, да будет их судьба уроком.

Но когда он поднял над головой двух маленьких преступников тяжелый каменный топор, чтобы поразить их насмерть, Крак вырвался из рук его и упал на колени к ногам Старейшего.

— О отец! отец! — воскликнул он каким-то странно звенящим голосом, который потряс все собрание: — огонь умер, и я убил его; я заслуживаю смерти. Но ты… ведь ты знаешь столько тайн, ты был другом Фо-чужеземца, о дорогой отец, ты можешь вернуть огню жизнь. Разве ты не можешь сделать того же, что делал Фо-чужеземец? Ответь мне, заклинаю тебя!

— Фо-чужеземец?.. Что хочет сказать этот ребенок, и что за имя упомянул он вдруг? — пробормотал с удивлением старец, казалось, разбуженный от какого-то сновидения. — Я забыл это имя.

— О отец! Воспоминание о Фо-чужеземце, который уже там, где буду сейчас я, вдруг промелькнуло в моей голове. Я вспомнил, что он был твоим другом, и, значит, ты можешь сделать то же, что делал он.

— Но что же делал Фо-чужеземец? — быстро спросил Старейший. — Я не понимаю, что означают твои странные слова? Объяснись. Говори. А вы, сыны мои, — прибавил старик смущенным голосом, — дайте маленькую отсрочку этому преступнику.

Мрачное судилище своим молчанием дало как бы согласие на просьбу старого начальника.

Ребенок, собравшись с духом и крепко прижав руку к сердцу, словно затем, чтобы сдержать его сильное биение, начал свою речь, обращаясь к старцу:

— О прародитель, ты разрешаешь мне говорить теперь, в такую минуту. Позволь же мне напомнить тебе о том, что только случайно ускользнуло из твоей памяти! Напомнить секрет Фо-чужеземца, о котором я и не думал все это время и который теперь, сам не знаю как, воскрес в моей голове. Да, вот только сейчас я припоминаю все, что мне рассказал Фо, когда я жил с ним в его пещере, ухаживая за ним во время его болезни и подавая ему питье, как то мне было приказано Старейшим.

— Что сообщил тебе Фо-чужеземец? Говори, мой мальчик, и пусть никто не осмелится перебить тебя.

— Однажды, о Старейший, — начал свой рассказ Крак, — когда я бродил по пещерам, находящимся неподалеку от нашей, я по привычке переворачивал все камни, чтобы поохотиться за животными, которые любят искать под ними убежище себе. Под одним камнем, особенно тяжелым, который я только с трудом сдвинул с места, я открыл совсем неизвестные и невиданные никогда предметы. Я вскрикнул от изумления. Фо-чужеземец услыхал мой крик. Он хотя с трудом, но подошел ко мне. — Это принадлежит мне, — сказал он: — никогда не смей говорить о том, что видел, или я убью тебя! — Потом он прибавил: — Когда для меня наступит время уйти в ту страну, откуда нет возврата, я оставлю эти вещи Старейшему, который приютил меня и наградил своею любовью. Но до тех пор пусть он ничего не знает. Молчи, ты в этом не раскаешься!

— Что слышу я? — прервал старец. — Фо никогда не говорил мне ни о чем подобном, но продолжай…

— О Старейший! Фо-чужеземец сказал мне еще: — Так как ты открыл мое сокровище, то узнай, для чего оно служит. Сказав это, он взял кусок кремня и ударил по нем маленьким черным камнем, очень тяжелым. Он мне дал его в руку, чтобы я узнал его вес, и уверял, что камень этот упал однажды перед ним с неба, с невероятным грохотом. Как только он ударил по кремню маленьким тяжелым камнем, из кремня посыпались искры без числа. Фо-чужеземец высек эти искры на сухой мох и стал дуть. Показалось пламя. Он бросил на него несколько щепок, и огонь, тот самый огонь, который я убил, начал жить. Но Фо-чужеземец сейчас же затоптал его ногой, и огонь в минуту погас.

— О, Крак, уж не лжешь ли ты? Или ты, может, видел во сне эти неслыханные вещи?

— Нет, отец! После этого Фо-чужеземец совсем тихо прибавил, что может по желанию возродить к жизни и убить огонь. И что, в случае покражи или потери маленького черного камня, он все-таки сумеет подчинить себе огонь другим способом, и сейчас же доказал мне это. Он выбрал из вещей, которые я нашел, короткую, очень твердую палку с дырочкой посередине; потом сел, положил палку под ноги, очень крепко нажав на нее, вставил в дырку конец другой маленькой палочки и принялся чрезвычайно быстро вертеть ее в разные стороны между ладонями рук. Скоро из дырочки показались сначала дым, потом пламя, которое опять зажгло сухой мох… — Вот что я узнал от Фо.