Георг Эберс - Жена бургомистра

Казалось, все эти веселые люди беззаботно отдаются радости, вполне уверенные в мире и своем благополучии. И каким голубым было небо, как тепло и ясно светило солнце! Только между городскими господами виднелись серьезные, озабоченные лица; но цехи и дети, следовавшие за ними, этого не замечали, и, таким образом, ликование продолжалось непрерывно до тех пор, пока процессия не вошла в церковь, и с кафедры послышались слова, которые звучали таким серьезным предостережением, что многие призадумались.

Зрелому мужу принадлежат все три времени, старику принадлежит прошедшее, юноше будущее, а ребенку настоящее. Лейденских мальчиков и девочек в это свободное от занятий время ярмарки не могла пугать близкая опасность. Кто сегодня и во время освящения полотна в четверг и в следующие дни получил от своих родителей или крестных ярмарочный пфенниг или хотя бы только имел глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и нос, чтобы обонять, — тот бродил с приятелями по рядам, останавливаясь перед верблюдом и учеными медведями или заглядывая в открытые кабачки, где под звуки волынки, кларнета и скрипки плясали не только девушки и молодые парни, но и развеселившиеся старики. Многие с видом знатоков пробовали сладкий перец и другие лакомства или шли на трубные звуки, которыми фокусник сзывал толпу.

Адриан также по целым дням бродил с товарищами или один среди всех ярмарочных чудес; с уверенным чувством состоятельного человека брался он иногда за кожаный кошель, висевший у его пояса: там было довольно много монет, которые стеклись к нему с разных сторон — от отца, матери, Варвары и крестной. Учитель верховой езды ван Дуивенворде, его лучший друг, на прекрасных лошадях которого он уже не раз катался, три раза брал его с собой в вафельную лавку, где он наелся вволю, поэтому его маленькое состояние еще очень мало уменьшилось во вторник после Вознесения. Ему хотелось купить на эти деньги что-нибудь большое и хорошее: длинный рыцарский меч или арбалет; может быть (мысль эта представлялась ему каким-то дурным искушением), большой, покрытый миндалем пряник, который был выставлен в лавке дельфтского кондитера. Он и Лизочка будут лакомиться им, уж наверное, целую неделю, если только будут бережливы, а ведь бережливость прекрасная добродетель. Кое-что, разумеется, надо было оставить и на «братца», — вкусный ярмарочной пряник, который во многих лавках пекли на глазах у прохожих.

Во вторник, в послеобеденное время, дорога провела его мимо знаменитой роттердамской лавки, где продавались «братцы». Перед сколоченным на скорую руку, украшенным зеркалом и пестрыми картинками балаганом в кресле на длинных ножках, разительно выделявшемся среди всей остальной обстановки, восседала дородная, опрятно одетая женщина средних лет и выливала с удивительной ловкостью белое жидкое тесто из большого горшка на раскаленный железный лист, снабженный многими углублениями. Этот лист стоял на ее плотно сдвинутых коленях. Ее помощница молниеносно переворачивала вилкой крошечные ломтики, быстро поджаривавшиеся в углублениях металлической поверхности, и осторожно накладывала готовое печенье на маленькую тарелку. Слуга приготовлял кушанье для гостей, накладывая сверху корки порядочный кусок золотистожелтого масла. Чрезвычайно приятный запах, который слишком сильно напоминал о прежних удовольствиях, шел от кухни; пальцы Адриана уже ощупывали содержимое кошелька, когда раздался звук трубы негра, и тележка шарлатана остановилась перед балаганом.

Знаменитый доктор Морпурго был стройный человек, одетый в костюм ярко-красного цвета, с тонкой совершенно черной бородой, ниспадавшей ему на грудь. Его движения были размеренны и важны, поклоны и жесты, которыми он приветствовал собравшуюся толпу, снисходительны и добродушны. Когда вокруг его тележки, полной коробочек и бутылочек, собралось достаточное число любопытных, он обратился к ним с речью на ломаном голландском языке, пересыпая ее иностранными словами. Он прославлял благость Провидения, создавшего удивительный человеческий организм. В этом организме, говорил он, все устроено и распределено самым мудрым и лучшим образом, но в этом отношении понять природу может только посвященный.

— Знаете ли вы, милостивые государи и милостивые государыни, где заключается порок? — спросил он.

— В кошельке! — отвечал веселый подмастерье парикмахера. — Он преждевременно худеет с каждым днем!

— Совершенно верно, мой сын! — милостиво ответил шарлатан. — Но природа же снабжает его и большими воротами, из которых вышел твой ответ. Ваши зубы плохо сработаны. Они появляются с болью, они портятся со временем, и пока они сидят во рту, они только мучают тех, кто не следит заботливо за ними. Но искусство исправляет природу. Посмотрите на эту коробку… — И тут он начал восхвалять изобретенный им зубной порошок и жидкость против зубной боли. Затем он перешел к голове человека и красочно описал все ее различные страдания. Но и их можно было исцелить, совершенно исцелить; для этого нужно было только купить его аркану [33]. Аркану можно иметь за бесценок, и тот, кто решится на это, может как веником вымести все головные боли, даже самые сильные.

Адриан с открытым ртом слушал знаменитого доктора. От горячего листа в печке перед балаганом с «братцами» на него веяло необыкновенно приятным ароматом, и он бы с наслаждением полакомился тарелкой свежего печенья. Уже богатая булочница махала ему ложкой, но он прижал руку к кошельку и снова устремил глаза на фокусника, тележка которого была теперь окружена несколькими мужчинами и женщинами, покупавшими целительные настойки и лекарства.

В доме его отца лежала больная Хенрика. Его два раза водили к ней, и ее бледное красивое лицо с большими темными глазами наполнило состраданием сердце мальчика. Глубокий чистый голос, которым она произнесла, обращаясь к нему, несколько слов, показался ему удивительным, и глубоко проник ему в душу. Однажды утром он узнал, что Хенрика находится у них, и с тех пор редко видел мать, а в доме стало еще тише, чем прежде; все ходили на цыпочках, говорили полушепотом; вместо того чтобы брать молоток, стучали осторожно в окно, и всякий раз, когда он или Лизочка громко смеялись или в забывчивости прыгали по ступенькам, спускаясь или поднимаясь по лестнице, появлялись Варвара, мать или Траутхен и говорили шепотом: «Тише, дети, у фрейлейн болит голова».

И вот там, наверху тележки, стояли пузырьки, которые обещали исцеление от этих болей, и знаменитый Морпурго казался рассудительным человеком, а не каким-нибудь скоморохом, как другие фокусники; а тут еще жена булочника Вильгельма Петерсона сказала своей спутнице, что лекарства должны быть хороши, потому что они живо вылечили ее куму от сильной рожи на лице.