Георг Эберс - Жена бургомистра

… 26 июля 1581 года, через семь лет после освобождения Лейдена, Голландия, политическая независимость которой фактически существовала уже шесть лет, в Гааге торжественно отказалась от подданства Испании. До тех пор Вильгельм Оранский управлял страной как «наместник» короля Филиппа и в качестве такового вел против него войну. Даже учредительную грамоту университета, документ, который при всей серьезности, с которой он составлен, может быть назван превосходнейшим образцом тончайшей политической насмешки, даже эту грамоту принц Оранский издал от имени короля Филиппа. Довольно забавное впечатление производит в этом документе то место, где говорится, что этот мрачный обскурант Эскуриала по зрелом рассуждении со своим любимым и верным двоюродным братом, Вильгельмом Оранским, постановил учредить свободную школу и университет по тем самым причинам, которые должны бы произвести на короля наиболее отталкивающее впечатление.

Настал день и этой игре был положен конец, и иго Филиппа было свергнуто. Принц принял на себя звание суверена.

Три дня спустя эти радостные события были отмечены в доме ван дер Верффа роскошным пиром.

Окна столовой были открыты настежь, и прохладный воздух летней ночи освежал головы гостей, собравшихся за столом бургомистра. Это были лучшие друзья дома: Ян Дуза, ван Гоут, ученый доктор Грот из Дельфта, который, к радости Марии, был призван в Лейден на кафедру профессора и как раз в этом году был назначен ректором нового Лейденского университета, ученый хозяин гостиницы Акванус, доктор Бонтиус, ставший теперь профессором медицины в университете, и другие.

Был здесь и Вильгельм, но он был уже не один — рядом с ним сидела его прелестная, нежная супруга Анна д'Авила, с которой он недавно возвратился из Гааги. Уже несколько лет он носил фамилию ван Дуивенбоде (Голубиный гонец): город почтил его этой фамилией и гербом, на котором красовались на серебряном поле три голубых голубя и два скрещенных ключа.

С разрешения принца получили свою законную силу и те части наследства, которые старая баронесса сперва назначила своим родственникам и слугам, а потом отобрала от них. Вильгельм жил со своей женой в прекрасном новом доме; здесь была, разумеется, и голубятня. Вильгельм нередко устраивал у себя хоровое пение, в котором принимала участие и Мария, хотя четверо детей, которых она подарила Питеру, мало оставляли ей свободного времени. Музыкант должен был рассказывать Адриану, который тем временем превратился в стройного молодого человека, стал студентом нового университета и скоро должен был поступить в ратушу, — о Риме и своей свояченице Хенрике. После смерти ее отца, который успел благословить Анну, она уехала с Белотти в Италию и теперь жила там в качестве директрисы женского училища.

Варвары не было среди гостей. Ей хватало хлопот в кухне. Ее белый чепец был теперь сплоен с изумительным искусством и тщательностью, а уверенность и довольный вид, с какими она отдавала приказания Траутхен и двум ее помощницам, указывали на то, что в доме и торговле Питера все обстояло благополучно. Да и стоило сделать для таких гостей что-нибудь лишнее! Между ними находился и юнкер фон Вармонд, которому надлежало дать почетное место рядом с ректором и Яном Дузой, первым попечителем университета: он сделался важным господином и влиятельным политиком и с большим трудом нашел время уехать из Гааги, разлучившись со своим молодым сотрудником, Николаем ван Вибисмой, и принять участие в празднике. Веселый и оживленный, как и прежде, он чокнулся с мейстером Акванусом и воскликнул:

— За прежние времена и за нашего друга Георга фон Дорнбурга!

— С величайшим удовольствием! — ответил Акванус. — Давно уж что-то не слышно об его смелых подвигах и плаваниях!

— Разумеется! Бродившее тогда в нем вино очистилось. Дорнбург снова на английской службе, и с месяц тому назад я встретился с ним в Лондоне; он уже член верховного Адмиралтейства ее королевского британского величества. Его эскадра находится теперь на пути в Венецию. Он все еще вспоминает с любовью о Лейдене и просил вам кланяться, но вы бы не узнали нашего тогдашнего любимца в этом внушающем почтение флотоводце и спокойном, безмятежном человеке. Как часто окрыленная мысль уносила его далеко от всех нас, и как больно делалось, когда, бывало, увидишь его мрачную задумчивость и скрытое горе.

— А я встречал юнкера в Дельфте, — сказал ректор Грот. — Такой окрыленный дух легко взлетает слишком высоко и падает на землю, но если его запрячь в колесницу труда и долга, то его сила движет большие тяжести и со спокойным превосходством преодолевает даже величайшие трудности!

Между тем, по знаку отца, Адриан встал со своего места и наполнил стаканы лучшим вином. Бургомистр провозгласил тост за принца; за этим тостом последовал тост Яна Дузы за независимость и свободу отечества.

Ван Гоут посвятил тост воспоминанию о днях нужды и чудесном избавлении города.

Все звонко чокнулись с ним, и, когда замолкло «ура», Акванус сказал:

— Кому не приятно вспомнить о светлом воскресении, о дне третьего октября; но еще до сих пор, когда я вспомню о всех бедствиях, которые предшествовали этому дню, у меня сжимается сердце!

При этих словах Питер схватил руку жены, крепко пожал ее и сказал шепотом Марии:

— А все-таки тогда, в самый тяжелый день моей жизни, я обрел самое дорогое, что у меня есть на свете.

— И я! — ответила Мария и с благодарностью взглянула в его честные глаза.

В заключительный том собрания сочинений Георга Эберса включены два романа из времен средневековья «Слово» и «Жена бургомистра». По богатству палитры они выглядят несколько скромнее произведений египетского цикла, однако в историческом аспекте проработаны не менее тщательно, в деталях же они, пожалуй, даже более достоверны, поскольку опираются на проверенные факты и подлинные документы XVI века.

Русскоязычный читатель нынешнего столетия в своем большинстве предпочитал, да и теперь предпочитает, воспринимать историю не по суховатым строкам научных трактатов, а скорее по красочным картинам талантливых художников слова века предыдущего, нашедших удачный и стойкий сплав реалистических и романтических тенденций в жанре исторического романа, начиная от монументально-величавых полотен Вальтера Скотта, через филиграно-отточенные шедевры Виктора Гюго, увлекающие динамизмом искрометные романы Александра Дюма и завершая произведениями их многочисленных последователей, в плеяде которых Георг Эберс занимает достойное место.

Итак, окунемся в богатый событиями, озаренный нетленным светом творений титанов Возрождения и, увы, одновременно зловещим заревом костров инквизиции XVI век, дымящийся кровью несчетных жертв захватнических войн, религиозных распрей, зверски подавленных восстаний и первой в истории буржуазной революции.