Даниил Мордовцев - Лжедимитрий
- Название:Лжедимитрий
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Вече
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4484-1685-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Даниил Мордовцев - Лжедимитрий краткое содержание
Лжедимитрий - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— А бесы... Али ты не видишь? С хвостами... Ишь хвостища-то какие!
— С нами крестная сила! — ахает баба с горячими оладьями.
В это время показался царь. Он ехал на белом коне, в сопровождении Басманова и других начальников.
— Буди здрав! Слава! — закричали русские.
— Гох! Гох! Гроссер кейзер! — вопили немцы.
— Hex жие! Hex жие! — вторили поляки.
— Ишь, залаяли по-собачьи, вертоусы проклятые! — вставил своё слово Охотный ряд. — Зудят у меня на вас руки, погодите!
— Что ж, братцы, это наших собираются бить? — любопытствовал Обжорный ряд.
— Да, вестимо, нас, дураков... Кто ж нас не бьёт? — с досадой проговорила однорядка.
— Попробуй!
А дело похоже было на то, что собирались бить русских: так выходило по планам осады.
Царь повёл свои отряды на приступ. Битва должна была произойти на снежках, по московскому обычаю. По первому сигналу на осаждённых посыпались тучи снежных комьев. Но уж для кого снег составляет родную стихию, как не для русского человека? На этот раз осаждаемые ответили такими снежными митральезами, что осаждающие попятились назад. Многие немцы попадали. У иных, и у немцев, и у поляков, носы оказались разбитыми. В толпе послышался взрыв хохота.
— Что, взяли, вертоусы? — самодовольно заметил Охотный ряд.
— Так их, поджарых! — подтвердил и Обжорный ряд.
Басманов поскакал в крепость для каких-то переговоров: он повёз от царя приказание — не очень упорно защищаться, чтоб не вышло в самом деле драки. Мстиславский должен был повиноваться и укротить воинственный пыл стрельцов и других ратных людей.
Снова приступ — снова тучи комьев. Осаждённые подались... По приказу.
— Братцы! Наших бьют! — завопил Охотный ряд.
— Не давай, робята, наших в обиду! — орёт Обжорный ряд.
— Валяй их, вертоусов латинских!
— Немцы, я видела, со снегом камни метали, — вмешалась баба.
— Бей их, гусыниных детей! — раздаются крики.
И многим гусыниным сынам досталось-таки от московских снежков.
Как бы то ни было, крепость была взята немцами, поляками и казаками. Так было угодно царю. Он поступил тут бестактно, не желая никого обидеть и, напротив, желая сблизить русский народ с иностранцами, он все силы употреблял, чтоб выставить напоказ все лучшие стороны последних, но русские были обижены этой бестактностью юного, пылкого монарха, как он невольно обижал их и в других случаях: что для него казалось глупостью, предрассудком, закоснелостью, то именно и было дорого москвичам.
Шуйский всё это видел и всё взвешивал на своих аптекарских весах. Молодой, увлекающийся царь простил его, воротил из Вятки, куда он отвезён был прямо от плахи, с Красной площади, и где пробыл всего до октября, мало того, веруя в честность и искренность людей — качества, которыми, к удивлению, наделила природа этого неразгаданного человека необыкновенно щедро, качества истинно рыцарские, положительно поражающие в этом таинственном, точно с неба свалившемся существе, — веруя исключительно в добрые начала и великодушно прощая злые, — Димитрий возвратил Шуйскому всё своё доверие.
И вот сидит этот убелённый коварством Васюта в своих богатых палатах, вечером, после взятия Димитрием ледяной крепости, и обводит своими лукавыми глазами собравшихся у него гостей. Тут и братцы его Димитрий и Иван Шуйские, слабые копии своего братца Васюты. Тут и Голицын князь и Василий Васильевич, и Михайло Игнатьевич Татищев, и князь Куракин, и Гермоген казанский. Тут и некоторые из стрелецких голов, сотников и пятидесятников. Торчит и почтенная борода купчины Конева с серьгой в ухе.
— Что, Гриша, у тебя фонарь-от под глазом? Али не светло ноне стало в Москве, что московские люди с фонарями под глазами стали ходить, — ехидно обращается Васюта к сотнику стрелецкому, дворянину Григорию Валуеву. — Ишь фонарище какой.
— Да это Литва проклятая, — нехотя отвечает Валуев.
— Как, Литва, Гриша? — допытывается Васюта с умыслом, хотя знает, в чём дело. — Коли ты напоролся на польские вонсы — ишь, они у них, словно поросячьи хвосты, винтом закручены.
— Это ноне, как потешную крепость царь брал, так один литовец угодил мне камнем замест снегу.
— И ты ему вонсы его не выдрал?
— Царь не велел.
Такими и подобными шпильками Шуйский подготовлял то, что ему нужно было.
— А ты, Фёдор, почто бороду не сбрил после польской харкотины? — шпигует он Конева.
— За что брить святой волос? — пробурчал Конев.
— А коли его опоганили?
— Ну, после освятили.
— Как освятили?
— Знамо как — водой святой. Ведь, коли кошку дохлую али собаку вкинут в колодец да тем его опоганят, так после, вынявши падаль, снова крестят и святят колодец. Так и бороду мне отец Терентий освятил и окропил.
— Так-то так, — продолжал Шуйский. — А вот коли в Русскую землю, в Москву-матушку, в сей кладезь православия набросали падали — кошек да псов дохлых, папежской да лютеранской ереси, — так от этой падали уж не откропить нам — не очистить земли Российской. А кто причиной?
— Царь, — угрюмо отвечал Гермоген казанский.
— Истинно глаголешь, отец святой, — поддакивал Васюта. — Да, отцы и братия, — наводил он на своё. — Попутал нас нечистый за грехи наши. Мы вон думали, что спасёмся от Бориса, коли признаем царевичем расстригу. Онде всё ж наш, православной, знает истовый крест и не даёт в обиду правой веры и обычаев наших. Ан мы обманулись — обошёл нас еретик. Какой он царь? Какое в нём достоинство, коли он с шутами-скоморохами да сопельщиками тешится, сам аки Иродиада-плясавица пляшет и хари надевает? Это не царь, а скоморох.
— Уж что и говорить, коли хари надевает, — снова вставил богословское замечание купчина. — За это на том свете черти наденут на него огненную железную харю.
— Жупелом его ерихонским! — не утерпел и пятидесятник стрелецкий.
— Жупелом, точно, жупелом, — подтвердил Шуйский, подлаживаясь под стрельцов. — Он не русский царь, а польский: больше любит иноземцев, чем русских, о церкви Божией не радеет, позволяет еретикам некрещенным с собаками в церковь ходить, не соблюдает постов, ходит в иноземном платье, обижает духовный чин, посягает, аки тать, на достояние святых монастырей... Вон арбатских попов выгнал на улицу, как непотребных каких, а домы их немцам отдал. Чем эта нечисть лучше иереев Божиих? А ему нелюбы они, потому водится с латинами проклятыми да с люторами-нехристями, пьёт-ест с ними из одной чашки, как пёс со свинией, да ещё топерево и женится на нечести, на еретичке — на литовской девке Маришке. Али это не бесчестье всем нашим московским девицам? Али бы у нас ему не нашлось из честного боярского дома невесты и породистее, и телом дебелее, и станом потолще, и лицом краше этой польской выхухоли? А что будет, как он женится на ней, на еретичке! Польский король Жигимонтишка станет помыкать нами, аки своими холопями: мы попадём в неволю к Литве — а вон она, проклятая, как вонсы закренцила, какими велькими бутами по нашей земле стучит: «Наша-де будет!» Теперь он хочет, в угоду Жигимонту, воевать со свейской землёй, послал уж в Новгород мосты мостить, да он ещё и крымских татар задирает и с турками воевать хочет. Так он нас вконец разорит. Наша кровь будет литься, наша казна ухнет — а ему что! Это не его, а наше. Доселе он в Киеве милостыней жил, под заборами спал, так ему не в диковинку будет и всю Русь спустить. Это проходимец, бродяга, не помнящий родства, овца без стада! А он у нас царь! Срам, срам, срам! Мы скоро станем притчею во языцех... Царя из-под забора взяли! Да пусть и это не беда: из Руси-матушки хоть жилы вымотай, а она всё будет жить — двужильная... Вот вера-то святая погибнет, церкви в костёлы да в капища перевернутся, вместо иереев в храмах латинские собаки будут выть, да скоморохи на сопелях, да на гудках играть станут... Вот оно где горе-то великое. Оле, оле, окаянным нам!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: