Стелла Странник - Прощай, Ариана Ваэджа! [СИ]

— Не ожидал, что в этих местах так много курганных могильников и погребений! Помните, Потапенко назвал трехзначное число? — размышлял вслух геоморфолог Сибирцев. — И каждый холм может поведать свою историю…

— Да, неплохо бы отыскать самый древний! — поддержал его Арбенин. — Интуиция мне подсказывает, что где-то здесь и кроется та самая тайна…

Он словно побоялся произнести самые важные слова вслух, чтобы не сглазить, и добавил несколько размыто:

— Тайна, которая и подтолкнула нас к этой экспедиции…

Когда проезжали мимо соснового бора с «ведьминым кругом», в груди у Арбенина что-то кольнуло. «Глупости, какие предрассудки!» — подумал он, но невольно прислушался. Лес молчал, разве только ветер пробегал волнами по его листве. И только дятел продолжал свое любимое дело: «Стук-стук по жукам-короедам и прочим паразитам». Кто еще позаботится лучше него о здоровье этих вечнозеленых красавиц с длинными пальцами-иглами, украшенными кольцами-шишками?

А вечером Николай Петрович опять долго не мог уснуть: перевозбуждение от избытка информации и впечатлений сделало свое дело. Он порой даже прислушивался к звукам шагов — не постучится ли в дверь Сибирцев? И хотел, чтобы постучался. Но тот, видимо, утомившись с дороги, давно уже спал сном младенца. «Да, очень странно, что вот так, запросто, сковырнули не какой-то там камешек, а именно амазонит… — рассуждал он. — Что это? Совпадение? Или знак свыше? Да, кстати… а ведь об этих амазонках упоминается еще в «Повести временных лет»… С другой стороны, может быть, и нет никакой связи между самоцветом и амазонками?»

Наконец, сон начал склеивать веки. Арбенин будто провалился в пропасть, в какое-то пространство, наполненное полумраком. И там… навстречу ему… ехала, обуздав лихого скакуна, молодая женщина довольно воинственного вида. В кожаном корсете, подчеркивающем невысокую грудь, в накинутом на плечи плаще, который мягко ниспадал, едва прикрывая колени. Была какая-то мужественность натуры, однако, не вступающая в противоречие с тонким профилем, напротив, гармонирующая с ним. Но главное, что бросалось в глаза — украшения из ярко-зеленого матового камня. Кулон на короткой кожаной подвеске напоминал модный ныне в Санкт-Петербурге эсклаваж — жемчужину на бархатной ленте, а на безымянном пальце руки, которая натягивала… тетиву лука, светился «зеленый глаз» перстня.

«Неужели тот самый амазонит? — первой была именно эта мысль, и только второй: — Да она же целится в меня!»

Притормозив, всадница остановила коня и посмотрела свысока на одинокого путника.

— Кто ты? — не выдержал он ее пристального взгляда. — Я где-то видел эти кофейные глаза!

— Как же ты так быстро забываешь своих возлюбленных! Я — Вера Арзамасцева!

— Верочка? Не может быть! Ведь ты… не из античного мира! Это папа твой… спец по величественной… Византии, а ты-то — персиянка!

— Ошибаешься, Николя, все мы одной крови… А тот, кто забывает о кровном родстве, кровью и поплатится!

— Неужели ты… выпустишь в меня стрелу?

— А почему бы и нет! — расхохоталась она.

И вместе с этим хохотом словно кастрюли загремели на кухне, или, на худой конец, алюминиевые чашки. Арбенин с трудом открыл глаза и увидел… противно дребезжащий… будильник.

Наутро ужасно раскалывалась голова. Он отлично понимал, что не выспался, но на душе еще было и скверно от предчувствия странной информации, которая где-то назревала, но уже претендовала на то, чтобы стать сенсацией. И была она настолько фатальной, что казалось невозможным даже думать о том, чтобы избежать ее удара. Приближение рока в последние дни ощущал Арбенин довольно часто, и особенно, если оставался один. Вот почему день, объявленный с вечера «творческим», когда можно было уединиться и подумать о музейных экспонатах, о своих находках и наблюдениях, почитать литературу по исследуемым темам, изложить в письменном виде свое мнение, попросту — написать отчет, — решил он начать с визита к Сибирцеву.

Тот встретил его с распростертыми объятиями, словно ждал ответного шага:

— Как хорошо, что вы заглянули, Николай Петрович, а я вот подумал, не зайти ли к вам… да, может, еще отдыхаете с утра, вчера день был очень напряженный…

Арбенин пожимал его мягкую теплую ладонь и думал: «Вчера он весь день оставался в тени… Что это — скромность или апатия? А может, леность? Вроде бы не скажешь… тогда, у меня, был и энергичным, и искренним… Значит, что-то мешает раскрываться сполна в коллективе…» А вслух произнес:

— Как видите, не привык спать подолгу! Надо бы успеть многое сделать сегодня…

— Да что ж мы стоим, проходите в комнату… присаживайтесь… за стол…

Они расположились за небольшим круглым столиком, вплотную придвинутом к окну, за которым открывался вид к парадному подъезду.

— И как вам, Николай Петрович, экспедиция? — начал Сибирцев.

— Неплохо… неплохо… Хотя… такое начало мало чем походит на настоящую экспедицию. А впрочем, все ведь еще впереди… Пока мы, так сказать, только настраиваемся…

— Пожалуй, именно так. Я вот не дождусь, когда с вещмешком за плечами двинем… в горы… или к реке… Пока стоит погода! А мы все… рассуждаем…

— Ознакомительные лекции тоже нужны, уважаемый Иван Викторович! Согласитесь, что в музеях вы почерпнули информации немало! Да и вчерашняя поездка… неизвестно еще, какой даст результат. Может, полный… фурор!

— Да, конечно… особенно этот… амазонит…

— А что еще было примечательного? Больше и ничего!

— Как «ничего»! А «ведьмин круг»!

— Ну уж… О нем забудьте!

— Как это? — Сибирцев провел рукой по лбу, словно снимая завесу, возникшую перед его сознанием.

— А может, в этом мистическом случае тоже кроется вековая тайна?

— Конечно, кроется, но совсем другого рода, уважаемый Иван Викторович!

— Вы знаете разгадку? Так не тяните же… Поделитесь! И откуда ж вы получили информацию?

— От моей маменьки, Софьи Павловны… Она, кстати, потомственная дворянка, но последние годы перед замужеством семья… не сказать, что бедствовала, но…

— Стала жить скромнее, — подсказал Сибирцев.

— Да, именно так. И жила не в Санкт-Петербурге, а в Москве, и восточнее, верст на сорок от города, находилось небольшое имение. Впрочем, оно и сегодня есть… Красота тех лесов… неописуема! Представьте только, что растут и дуб, и… клен… А когда цветет липа — это просто чудо! И столько там ягод: и черника, и малина, и брусника, и костяника… А земляника! О-о-о! — Арбенин закрыл глаза, представив, как от маленького бидончика с такими мелкими и вроде бы неказистыми на вид плодами витает удивительно терпкий и в то же время тонкий, даже изысканный, ни с чем не сравнимый аромат. А может быть, он по-особенному воспринимается не всеми?