Ирвин Ялом - Проблема Спинозы [litres]

Дитрих Эккарт позвонил секретарю.

– Проводите этого соискателя в задний кабинет. И выдайте ему бумаги и ключ. – Альфреду он сказал: – Он плохо отапливается, зато там тихо и есть отдельный вход, так что можете работать там хоть всю ночь, если необходимо. Auf Wiedersehen , встретимся завтра ровно в то же время.

Дитрих Эккарт водрузил ноги на столешницу, загасил в пепельнице сигару и откинулся в кресле, намереваясь вздремнуть. Хотя ему едва перевалило за пятьдесят, к телу своему он относился безжалостно, и складки плоти тяжело свисали с его боков. Рожденный в богатой семье, сын королевского нотариуса и поверенного, он лишился матери еще в детстве, а спустя несколько лет – и отца, и в свой поздний отроческий период втянулся в богемную жизнь, уйдя с головой в наркотики, которые вскоре бесследно растворили состояние, оставленное его отцом. После серии неудачных проб в живописи, в радикальных политических движениях и года учебы в медицинской школе он серьезно подсел на морфин, что в результате потребовало психиатрической госпитализации на несколько месяцев. Затем он попробовал себя в драматургии, но ни одна из его работ так и не увидела сцены. Абсолютно убежденный в своих литературных дарованиях, он обвинил в этих неудачах евреев, которые, как он полагал, захватили власть в немецких театрах и считали оскорбительными его политические взгляды. Жажда мести побудила Эккарта стать профессиональным антисемитом: заново родившись как журналист, он основал газету «На просторах Германии» – передовой листок публикаций, направленных против засилья евреев. В 1919 году время для этого было благоприятным, а его журналистский стиль – притягательным, и вскоре его листок стал востребованным чтением для тех, кого интересовали «гнусные еврейские махинации».

Хотя здоровье Фридриха оставляло желать лучшего и физической энергии ему не хватало, жажда перемен в его душе была огромной, и он с нетерпением ожидал спасителя Германии – человека необыкновенной силы и харизмы, который повел бы Германию к подобающему ей славному положению. Он сразу же уловил, что молодой красавчик Розенберг не был такой личностью: вызывающее жалость стремление Розенберга к чужому одобрению так и выпирало из-под его дерзкой бравады. Но, возможно, для него найдется роль в приготовлении пути для того, кто грядет в будущем…

На следующий день Альфред сидел в кабинете Эккарта, нервно сплетая и расплетая ноги, наблюдая, как редактор читает его «тысячу слов».

Эккарт снял очки и поглядел на Альфреда.

– Для человека, который по профессии – архитектор и никогда прежде не писал подобной прозы, я бы сказал, многообещающая работа! Правда, верно и то, что в этой тысяче слов не найдется ни единого предложения, которое было бы написано грамматически правильно – но, несмотря на этот неудобный факт, ваша работа отличается определенной силой. В ней есть напряжение, есть интеллект и сложность и даже есть несколько – хотя и недостаточно – ярких образов. Тем самым объявляю, что вашей журналистской девственности пришел конец: я опубликую эту статью! Однако впереди ждет работа: здесь каждое предложение так и вопиет о помощи. Тащите сюда свой стул, Альфред, и пройдемся строчка за строчкой.

Альфред с готовностью перенес стул и сел рядом с Эккартом.

– Вот вам первый урок журналистики, – продолжал Эккарт. – Писательская задача состоит в донесении информации. Увы, многие из ваших предложений не ведают об этой простой максиме, а вместо этого пытаются темнить или намекать, что автору известно гораздо больше, чем он предпочел сказать. На гильотину такие предложения – все до одного! Взгляните сюда, и сюда, и сюда… – Красный карандаш Дитриха Эккарта замелькал, как молния. Так начался ученический период Альфреда Розенберга.

Отредактированная работа Альфреда была опубликована как часть серии под названием «Еврейство внутри нас и вовне», и вскоре он написал еще несколько «рассказов очевидца» о большевистском хаосе. Каждый рассказ демонстрировал постепенное стилистическое совершенствование. Не прошло и нескольких недель, а Альфред уже получал регулярное жалованье как помощник Эккарта, а через несколько месяцев Эккарт был настолько удовлетворен его работой, что попросил Альфреда написать предисловие к его книге «Могильщик России», которая в зловещих подробностях живописала, как евреи подорвали царское правление в Российской империи.

То были золотые денечки для Альфреда, и до конца своей жизни он светился от удовольствия, когда вспоминал, как работал бок о бок с Эккартом, как ездил с ним в такси, когда они развозили по всему Мюнхену пламенный памфлет Эккарта «Всем трудящимся». У Альфреда наконец-то появился дом, отец и цель.

С поощрения Эккарта он закончил свое исследование истории евреев и через год опубликовал свою первую книгу «След еврея в перемене эпох». Она уже содержала семена главного мотива нацистского антисемитизма: еврей – это источник разрушительного материализма, анархии и коммунизма, это опасность жидомасонства, это зловредные мечтания еврейских философов от Ездры и Иезекииля до Маркса и Троцкого – и, превыше всего, угроза высшей цивилизации, возникшая в результате заражения еврейской кровью.

Под наставничеством Эккарта Альфред все больше осознавал, что немецкий рабочий, притесняемый еврейским финансовым давлением, еще более закабален христианской идеологией. Эккарт постепенно стал полагаться на Альфреда в плане обеспечения исторического контекста не только для антисемитизма, но и для мощных антихристианских чувств – прослеживая развитие иезуитства от талмудического иудаизма.

Эккарт брал своего молодого протеже на радикальные политические митинги, знакомил его с влиятельными политическими фигурами и вскоре поручился за Альфреда, помогая тому получить членство в обществе «Туле», и сопровождал его на первую для него встречу этого высокого тайного общества.

На встрече Эккарт, представив Альфреда нескольким членам общества, оставил его одного, чтобы посовещаться наедине с коллегами. Альфред огляделся. Это был новый для него мир – не пивная, а гостиная в чудесном мюнхенском отеле «Четыре времени года». Никогда прежде он не бывал в таком помещении! Он шаркал ботинками по толстому ворсу красного ковра и поглядывал вверх, на расписной потолок, украшенный пушистыми облаками и упитанными херувимами. Пива в обозримом пространстве не наблюдалось, он подошел к центральному столу и налил себе бокал сладкого немецкого вина. Оглядывая других членов общества, счетом не менее 150 человек, явно людей состоятельных, хорошо одетых и упитанных, Альфред устыдился своей одежды, которая вся, до последнего предмета, была куплена в магазине подержанных вещей.