Михаил Яснов - Рог Роланда и меч Гильома

— Вот и свели мы с тобой счеты — за всех повешенных тобою рыцарей и за красавицу королевну, краше которой не было на белом свете!

И когда въехал отважный граф в Рим, то сначала пошел он к монастырской стене поклониться могиле безвинно убиенной своей невесты; затем призвал к себе племянников Гальдена и Алельма и посадил их править Римом и его землями; и только после этого повел он в престольный храм своего сеньора Людовика, венчал его короной Франции и заставил присягнуть ему всех — и того, кто всегда соблюдал верность, и того, кто готов был впасть в измену.

А потом король и его защитник граф Гильом направились в милую Францию. Людовик остался править в Париже, а граф, вздыхая украдкой об отложенном отдыхе, вновь принялся усмирять вздоривших баронов. И, наверное, дождался бы славный рыцарь дня, когда вволю погулял бы и поохотился, и навестил бы своего престарелого отца Эмери Нарбоннского, кабы Людовик оценил все, содеянное графом, по его заслугам и по справедливости. Но мирная и веселая жизнь в королевском дворце вытеснила из сердца его владельца память о верном, но далеком рыцаре.

Встреча у моста. — Дары государя и честь рыцаря. — «Стыд мне и срам, если я здесь останусь!» — Четверть милой Франции. — Как завоевать мир и казну. — В поход! — Уловка Бертрана. — Ремесло погонщика. — Рыночная площадь. — Хитрый Тиакр. — Сомнения и насмешки. — Товар и покупатели. — И вновь звучит Олифан.

днажды в конце мая через Малый мост, что соединял остров Сите в Париже с левым берегом Сены, проехала большая и шумная компания охотников. На переднем коне гарцевал могучий и рослый рыцарь, его окружали сорок юных удальцов. Молодые бароны везли ловчих птиц на длинных сворках бежали гончие псы, у рыцаря же на левом боку висел колчан, а за спиной — огромный лук, сделанный из цельного и гибкого дерева. Слуги понукали мулов, которые с трудом тащили туши двух оленей, убитых на обратном пути.

Так возвращался домой с удачной охоты знаменитый граф Гильом. Давно он промышлял в окрестных лесах — пропылился в дороге, пропах дымом костров — и обрадовался, встретив за мостом своего племянника Бертрана.

— Милый племянник, — воскликнул граф, — откуда едете и почему так невеселы?

— Еду я, дядя, из королевского дворца, — отвечал Бертран. — Провел я в нем целый день и вдоволь всего наслушался. Невесел же я вот отчего: оделял сегодня наш император вельмож — одному дал замок, другому землю, кое-кому и целый город достался. Только ни вам, ни мне не дал император ни гроша. Я-то еще молод, может, и невместно мне просить у короля подарки, а вы — прославленный герой, вы не щадили для короля ни себя, ни других рыцарей. Но стоило вам уехать — король и не вспомнил ни про вас самого, ни про ваш род!

— Не огорчайтесь, племянник, — рассмеялся граф, — мы это дело уладим! Идите домой да собирайтесь в поход, а я сейчас же потолкую с нашим королем.

Только перед королевским дворцом сдержал граф скакуна. Взбежал он по мраморной лестнице — да так быстро, что слетели с его сапог латы-поножи.

— А вот и граф! — воскликнул император. — Идите сюда, садитесь рядом со мной!

— Нет, государь, — ответил Гильом. — Некогда мне рассиживать. Мне только сказать вам кое-что надо.

— Я готов вас выслушать, — сказал Людовик.

— Готовы вы или нет, — ответил дерзкий граф, — а выслушаете все, что я вам скажу. Я никогда не был льстецом — ни вам в угоду, ни кому другому. Служил я вам верой и правдой, не обижал вдов и сирот, воевал для вас языческие земли — и скольких отважных юношей лишилась в этих походах наша милая Франция! Не на вас, а на мне этот грех, с меня, а не с вас взыщет Господь за своих убитых сыновей! Вы же раздали баронам города и земли, а мне и моим славным родичам не пожаловали и ломаного денария. Не столько нужны мне ваши дары, государь, сколько честь, заслуженная по праву!

— Не гневитесь, граф, — усмехнулся король, — погодите. Один из моих пэров вот-вот отдаст Богу душу — он уже совсем стар, и лета не пройдет, как вы получите его удел.

— Клянусь святым крестом, — вскричал разъяренный Гильом, — но я никогда не зарился на чужое добро и никогда не желал втайне смерти кому бы то ни было! Обидно мне, король, слышать от вас такие слова.

— Чего ж тут обидного? — удивился Людовик. — Вы такой же мой слуга, как другие. Придет ваш черед, и получите вы все, что заслужили!

— Людовик, — промолвил Гильом, — не я ли бросился вам на выручку, когда Ришар Руанский хотел лишить вас не только престола, но и жизни? Не я ли победил эмира Корсольта, с которым не мог совладать никто из христиан и нехристей? Не я ли в том страшном бою лишился кончика носа и теперь известен не только своей силой, но и своим увечьем? Не я ли дважды завоевывал для вас святой город Рим и расправился со зловещим королем Гвидо? Не я ли пришел вам на помощь, когда вы бежали по лагерю, спасаясь от сарацинского отряда, и в страхе взывали ко мне и к моему племяннику Бертрану? Не я ли поседел у вас на службе, король, но не получил за нее ни гроша? Столько лошадей я загнал ради вас, столько матерей принудил плакать по убитым храбрецам! У кого из смертных отыщется щит, в который вонзилось бы столько вражеских стрел, как в мой? И теперь мы должны вымаливать свой хлеб и вновь искать вашей дружбы? Нет, король! Стыд мне и срам, если я здесь останусь!

Однако Людовику совсем не хотелось ссориться со своим славным вассалом.

— Сеньор Гильом, — сказал он примирительно, — зря вы таите на нас зло!

— Я не таю зла, — гордо ответил барон, — я прямо говорю о своей обиде. Это вы злы, Людовик, а у дурного государя и вассал не добр.

— Хорошо, граф, — воскликнул король. — Вы и вправду честно служили мне с давних пор, и я нашел, чем вас умилостивить. Примите владения покойного графа Фукона и три тысячи его бойцов!

— Благодарю, король, но не по нраву мне такой подарок. Оставил граф двух сыновей — им и владеть отцовской землей и храбрым войском!

— Тогда, — предложил король, — возьмите землю бургундского барона Обри.

— И этот подарок не по мне, государь: у графа остался малолетний сын Робер. Ныне он еще младенец, но, даст Бог, окрепнет душой и телом и вступит во владение отчим наследством.