Жан-Кристоф Руфин - Большое Сердце [litres]

К отцу там относились с отвратительным презрением, а он пытался приучить меня сносить это. Всякий, кто продает товар сильным мира сего, утверждал он, должен понимать, как это лестно. Для этих покупателей не существовало ничего прекрасного. Все усердие и способности, ночи, проведенные за разработкой моделей, кройкой и шитьем, – все это было ради того мгновения, когда богатый клиент выкажет удовлетворение. Этот урок я усвоил и смирился с нашей участью. Научился видеть мужество в отречении. Каждый раз после визита в замок, где с отцом обращались грубо, я испытывал за него гордость. Мы шли домой, и я держал его за руку. Он весь дрожал от унижения и ярости – теперь мне это понятно. Однако в моих глазах проявленное им терпение было единственной доступной нам формой отваги, поскольку, в отличие от знати, нам никогда не будет дозволено носить оружие.

С товарищами я, по примеру отца, держался сдержанно, избегая сближения. Говорил редко, соглашаясь с тем, что говорили другие, в их затеях мне отводилась скромная роль. Они относились ко мне с легким презрением – до того случая, который все переменил.

В августе, когда мне исполнилось двенадцать, закончились приготовления к осаде города. Кольцо замкнулось. Старики вспоминали, как полвека назад город грабили англичане. Люди пересказывали друг другу эти ужасы. Особенно такими историями упивались дети. Элуа что ни день поражал нас новыми жуткими рассказами, которые покупатели оставляли вместе с монетами в лавке его отца. Он сделался нашим предводителем ввиду того, что, по его словам, в новых условиях мы стали одним из отрядов войска. С нашей небольшой группой он связывал честолюбивые планы, и прежде всего ему хотелось обзавестись оружием. Под большим секретом он организовал ради этого специальную вылазку. На протяжении нескольких дней он вел тайный инструктаж, сообщая разные сведения и отдавая распоряжения членам нашей группы, чтобы все держать под своим полным контролем. На одном из таких тайных совещаний, незадолго до великого дня, речь, должно быть, шла обо мне, так как в нем участвовали все, кроме меня. Элуа в конце концов огласил решение: я иду вместе со всеми.

В обычную пору лето было вольным временем для мальчишек, обучавшихся при школе Сент-Шапель. Война послужила дополнительной причиной нашей свободы. Мы собирались на паперти и проводили дни в праздности. Ночью нам нельзя было покидать дома: дозорные задерживали любого, кто расхаживал по улицам. Так что удар следовало нанести в разгар дня. Элуа наметил жаркий, располагавший ко сну погожий полдень. Он приказал нам идти в предместье, где жили кожевники, оттуда по заросшему травой косогору спуститься к болотистому берегу. Элуа заметил плоскодонку, рядом с которой был спрятан деревянный багор. Мы всемером забрались в лодку. Элуа оттолкнулся багром, и мы медленно поплыли. Собор высился вдали. Не сомневаюсь, что все страшно перепугались: никто из нас не умел плавать. Я испытывал страх, пока суденышко не удалилось от берега. Но когда мы поплыли среди водорослей и кувшинок, меня вдруг переполнило ощущение счастья. Солнце и августовская жара, таинственная власть вод, по которым можно следовать куда угодно, звенящий лет насекомых – все наводило на мысль, что мы направляемся в иной мир, хоть я и понимал, что находится он куда как дальше.

В тот момент, когда лодка вплыла в заросли камыша, стоявший в ней Элуа нагнулся и знаком велел нам молчать. Мы двигались по узкой полоске воды, окаймленной бархатистыми камышами, как вдруг до нас донеслись голоса. Элуа направил лодку к берегу. Мы спрыгнули на землю. Мне было приказано остаться на берегу охранять лодку. Вдалеке, за изгородью, виднелись лежащие на земле люди. Это явно были мародеры из бургундского войска. Человек десять – двенадцать лежали в тени вяза близ другого рукава реки, многие спали. Те, что бодрствовали, переговаривались между собой – это их хриплые голоса донеслись до нас. Солдаты расположились довольно далеко, на самом солнцепеке. Вокруг темного пятна погасшего костра в беспорядке валялись меховые одеяла, дорожные сумки, бурдюки и оружие. За вещами никто не следил. Элуа тихо отдал приказ троим самым низкорослым: подползти в траве к оружию и взять столько, сколько смогут утащить. Мальчишки повиновались. Незаметно подобравшись к мародерам, они бесшумно сгребли в охапки мечи и кинжалы. Они двинулись было назад, когда один из мародеров, пошатываясь, поднялся на ноги, чтобы облегчиться. Обнаружив воришек, он поднял тревогу. Услышав крик, Элуа драпанул первым, за ним двое его верных приятелей, не отходивших от него ни на шаг.

– Нас обнаружили! – крикнул он.

Элуа с двумя приятелями запрыгнул в лодку.

– Толкай! – приказал он мне.

– А остальные?

Стоя на берегу, я держал причальную веревку.

– Они вот-вот настигнут нас. Толкай немедленно!

Я не двинулся с места, он вырвал у меня веревку и, резко оттолкнувшись багром, направил барку в заросли камыша. Я услышал треск ломающихся стеблей: лодка удалялась от берега.

Несколько секунд спустя на берег примчались те трое. Они доблестно прихватили с собой кое-какие трофеи, добытые возле потухшего костра.

– А где лодка? – спросили они.

– Уплыла, – ответил я. – Там Элуа…

Сегодня я могу утверждать, что именно в тот момент определилась моя судьба. Мною овладело странное спокойствие. Любой, кто меня знал, не обнаружил бы никакой перемены в моем обычном мечтательно-флегматичном поведении. Но для меня все обстояло совсем иначе. Мечта нередко переносила меня в иные миры, но в ту минуту я прекрасно понимал, где именно нахожусь. Я остро сознавал сложившуюся ситуацию и оценивал, какая опасность грозит каждому из участников драмы. Благое умение ястребиным оком взглянуть на все с высоты птичьего полета позволило мне отчетливо увидеть проблему и ее решение. Мои растерянные, дрожащие спутники озирались кругом, не видя никакого выхода, и тут я совершенно спокойно сказал:

– Нужно идти туда.

Мы побежали по узкому берегу. До нас доносились протяжные крики. Солдаты были еще далеко. Им сперва надо было очнуться от сна, сообразить, что происходит, договориться между собой, к тому же наемники, вероятно, не все говорили на одном языке. Я отчетливо сознавал, что залог нашего спасения в том, что мы маленькие и юркие. Направившись со своей группой вдоль берега, я, как и предполагал, наткнулся на деревянный мосток, перекинутый через протоку. Это был просто кривой, уже прогнувшийся ствол дерева. Мы все четверо с легкостью проскочили на ту сторону. Мародерам придется труднее, а если нам чуть повезет, ствол может треснуть под кем-нибудь из них. Бегство продолжалось; к облегчению приятелей, я сбавил темп, сохраняя ритм. Ни в коем случае нельзя было выбиться из сил. Нам, быть может, предстояло длительное испытание, нужно было поберечь силы.