Недостреленный [СИ, с илл.]

— Товарищ Кузнецов, здравствуйте, проходите, — поприветствовал меня хозяин кабинета. — Хотите чаю?

— Благодарствую, не откажусь, — ответил я входя в комнату и с любопытством оглядывая её. В её стенах с двух угловых сторон были узкие и высокие окна, у одной из стен стоял высокий металлический шкаф, оставшийся, видимо, от прежних хозяев здания. У другой стены стояла раздвижная ширма, из-за которой виднелась металлическая кровать, застеленная серым солдатским одеялом. На крючке вешалки висели шинель и фуражка.

Дзержинский показал мне рукой на стул, стоявший рядом со сдвинутыми канцелярскими столами. На деревянных столешницах было разложено множество бумаг, на столе стояли два вычурных по нынешнему времени телефона, а ещё один висел на стене. Кроме бумаг на столе находился письменный прибор с чернильницей и пресс-папье. Сам Дзержинский взял с тумбочки у стены два стоявших на блюдцах гранёных стакана, разлил в них кипяток из медного чайника, затем добавил в них заваренный чай из простенького керамического чайничка. Чай был пустой, без сахара и хлеба, но, как я понимаю, Дзержинский не использовал своё служебное положение и питался обычным пайком, который был вряд ли сильно лучше моего красноармейского, всё же Феликс не барствующий глава Петросовета Зиновьев. Но даже просто горячий чай был как нельзя кстати, так как в этом здании с толстыми стенами было холодновато, да и на улице было прохладно.

Мы уселись у бокового стола, я взял в здоровую руку за верхний краешек стакан, и мы отхлебнули обжигающий напиток. Я не удержался и, кхекнув, с шумом выдохнул, на что-то Дзержинский понимающе усмехнулся. За чаем чекист начал расспрашивать меня о службе в милиции, обезвреживании бандитов, вспомнили о разоружении анархистов, затем разговор переключился на поиски Савинкова и наши с Никитиным приключениях в Ярославле. Расспросил меня Дзержинский и о Царицыне, и я рассказал в общих чертах о раскрытии там подпольной офицерской организации, всё равно начальник Царицынской ЧК Червяков мог что-то и сам сообщить Дзержинскому. На третьем стакане чая этого долго разговора Дзержинский сделал мне предложение, от которого, как он понимал, я не имел права отказываться:

— Товарищ Кузнецов, переходите к нам в ЧК. Нам нужны такие люди. Здесь, в ЧК мы имеем сейчас важный фронт борьбы за революцию!

Я опешил, не готов был я к такому неожиданному предложению. И ответственность здесь выше, и на виду будешь. К тому же неизвестно, как потом повернётся, вдруг начнут чистки проводить и о моём прошлом разузнавать. А сейчас что мне делать, как отвечать? Или согласиться? В ВЧК под начальством самого Дзержинского может быть наоборот безопасней, и возможностей для влияния на историю больше может предоставиться.

— Так, товарищ Дзержинский, как же так, я же беспартийный? — спросил я удивлённо. — Никогда политикой не занимался и в партиях не состоял.

— Главное, товарищ Кузнецов, — ответил Дзержинский, — что вы твёрдо стоите за революцию и за нашу Советскую власть. Проявите себя, и я готов дать вам рекомендацию в партию большевиков. Я телеграфирую в Царицын, что вы переводитесь в распоряжение ВЧК.

Я подумал немного, а потом медленно сказал:

— Это, товарищ, Дзержинский, большое, серьёзное предложение. Только загвоздка одна есть.

— Какая загвоздка вам препятствует, товарищ Кузнецов? — спросил мой собеседник.

— Я слово дал, — сказал я.

— Кому? Какое слово? Что вы не поступите на службу в ВЧК? — в свою очередь удивился Дзержинский.

— Товарищу Сталину, — ответил я. — Когда его про отпуск спрашивал. Я обещал, что вернусь потом в Царицын.

Дзержинский замолчал, потом согласно на мгновение прикрыл глаза:

— Да, это уважительная причина, товарищ Кузнецов, слово надо держать. Я, признаюсь, думал вам поручить организацию охраны Владимира Ильича, раз вы очень вовремя предотвратили от него недавнее покушение.

— Если дозволите, товарищ Дзержинский, то есть у меня мысли кой-какие об этом… — несколько смущённо тем, что отказал Дзержинскому, произнёс я.

— Готов вас внимательно выслушать, — откликнулся Дзержинский, посмотрев прямо на меня.

Высказал ему свою идею, что шофёр охранником быть не может, он занят автомобилем, в дороге у него даже руки заняты управлением, да и во время остановки его задача не отстреливаться, а тронуться с места и уехать, увозя охраняемого от нападения. Нужен дополнительный настоящий охранник, находящийся всё время рядом с человеком и способный уберечь и укрыть его от угрозы и открыть ответный огонь при необходимости. С этими, в общем-то простыми мыслями Дзержинский сразу согласился. Далее я заметил, что любой умеющий палить из нагана не подойдёт. Нужен сотрудник с опытом вооружённых столкновений с бандитами, например из милиции или ЧК, решительный, находчивый и не теряющийся в сложных ситуациях, метко стреляющий, а кроме того наблюдательный, чтобы успеть заранее обнаружить угрозу. Ему придётся смотреть на окружающих, отслеживать их поведение и действия. Перед покушением даже эсер-террорист может вести себя необычно и отличаться от окружающих, что можно заметить.

— Замечательно, — сказал Дзержинский, — значит, решим так. Вы же пробудете в Москве некоторое время до излечения?

— Ну да, наверное, пока рука слегка заживёт, — покивал я.

— Тогда я телеграфирую в Царицын, что вы немного задержитесь по причине ранения. Соберем группу проверенных товарищей, и вы в эти дни организуете с ними занятия. По всем вашим мыслям. По рукам?

— По рукам, товарищ Дзержинский, — теперь уже без сомнений согласился я.

В завершение разговора Председатель ВЧК попросил меня описать на бумаге вчерашнее происшествие с покушением на Ленина и предложил воспользоваться своим стоящим на столе письменным прибором. Я замялся:

— Товарищ Дзержинский, а карандашом можно? Не приучен я чернилами писать, буквы совсем корявые получаются, и то клякса, то бумага рвётся, — честно признался я.

Дзержинский не возражал, и я, поместившись сбоку от стола ПредВЧК, начал писать сочинение на тему "как я провёл вчерашний вечер". Вопросов, почему я оказался на заводе Михельсона, я не опасался. Известно было, что по пятницам в некоторых местах Москвы, в том числе и на заводе Михельсона, лидеры правящих партий, большевиков и левых эсеров, и видные лица Советской власти выступают на митингах перед народом. Ну а то, что в эту пятницу выступал Ленин, ну мне так повезло. Исписав короткими простыми предложениями две тетрадных страницы своим полупечатным почерком без "ятей" и "еров", а также сделав несколько намеренных ошибок, я отдал заполненный с обеих сторон листок Дзержинскому. Тот оторвался от прочтения каких-то документов, вложил листок в картонную папку, объяснив, что будет знакомиться со всеми материалами позже. Дзержинский выписал мне пропуск на выход и, встав из-за стола, пожал мне руку и предложил зайти к нему в ВЧК послезавтра с утра. Я подтвердил, что обязательно приду, попрощался и шагнул к двери. Потом вспомнив кое-что, оглядел кабинет ПредВЧК и сказал: