Недостреленный [СИ, с илл.]

Лиза, слегка успокоившись, вернулась рассматриванию зданий. Я тоже стал обращать на них внимание и заметил на некоторых отбитую штукатурку, следы пуль, кое-где, похоже, и взрывов или артиллерийского огня.

— Изрядно тут постреляли, — сказал я в спину извозчику, — артиллерией били?

— Дык, вестимо, ей, и пулемётами, и бонбами, — ответил тот. — Вашего брата-солдата в Кремле много побили. Потом рабочих из ихней красной гвардии. И энтих також, буржуйских сынков. Под тыщу народу, бают, вкупе полегло. И прочим, бывало, прилетало – девицам всяким и ребятишкам шебутным. Пуля, она не разбирает.

Я вспомнил про восстание юнкеров в Москве, случившееся вскоре после октябрьской революции в Петрограде и попытки повторить это большевиками в Москве. Но, в отличие от Петрограда, в Москве оказали сопротивление эсеры и меньшевики, подняв на вооруженное восстание юнкеров, и получилось намного более кроваво. После кровопролитных для мирной Москвы боёв и артиллерийских обстрелов обе стороны заключили перемирие. Получился трагический паритет по одинаково большому числу погибших с каждой стороны, причем молодёжи, что солдат, что рабочих-красногвардейцев, что юнкеров. Власть осталась за большевиками, пленных юнкеров отпустили на свободу, взяв слово не поднимать оружие против новой власти, что было в порядке вещей первое время после революции, до нарастания ожесточения и ненависти обеих сторон. Многие из юнкеров и офицеров вскоре покинули Москву и подались на Дон, в формировавшуюся белую армию.

Мы свернули с Садового на большую улицу.

— Где едем? — поинтересовался я. — Далеко еще?

— Туточки рядом, — отозвался извозчик. — Чичас Тверская, а потом и Тверской бульвар недалече.

Через небольшое время мы действительно свернули на какой-то бульвар и почти сразу остановились у трехэтажного широкого здания с лепным двуглавым орлом на фронтоне. За это здание, похоже, тоже шли ожесточенные бои, оставившие на стенах заметные следы.

Дом градоначальника на Тверском бульваре, 22. Снесен в 1935 году. Сейчас на этом месте Новый МХАТ – прим. автора

Мы с Лизой принялись обговаривать, как нам поступить, кто остается с вещами, кто идёт в здание. Поговорив и не придя к какому-то одному мнению, я решил для начала спросить у местных сотрудников насчет Совета милиции, что подскажут. Вот из здания вышел мужик в очках и с широкой бородой, и я перехватил его на проходе мимо нас:

— Эй, товарищ, не скажешь, к кому обратиться? Тут, говорят, Совет милиции какой-то. Мы из Петрограда, с мандатом из Комитета охраны. На работу бы устроиться…

— Из Петрограда? А мандат ваш позвольте взглянуть… Это хорошо, люди нам нужны. Езжайте в Третий Знаменский, к Маршалку или товарищу Розенталю. Скажите, от Рогова и мандат покажите, — выдал чёткие указания мужик и поспешил к стоящему у тротуара автомобилю. Из дверей здания выбежал человек и бросился за ним с возгласами: "Товарищ Рогов!".

Я проводил его взглядом, а потом обратился к нашему извозчику:

— Третий Знаменский знаешь где?

Извозчик перевёл на меня округлившиеся глаза и пробасил:

— Вестимо знаю, там бывшая сыскная полиция.

— И кто это был-то? — поинтересовался я.

— Дык это они и есть… Новый градоначальник, по ихнему гражданский комиссар, Рогов это…

Мы поехали в Третий Знаменский переулок (ныне третий Колобовский – прим. автора), ехали по бульварному кольцу, мимо деревьев в снегу, мимо двух-трёхэтажных зданий, обгоняя спешащих или бредущих пешеходов. Пешеходы, это было единственное, кого мы смогли обогнать. Пару раз нас обходили слева санки с более резвыми лошадьми, а однажды, бодро звеня, нас обогнал по трамвайным путям маленький похожий на игрушечный трамвай.

Переулок оказался коротким, и, свернув в него, извозчик быстро привёз к невысокому зданию бывшей сыскной полиции и подъехал ко входу во двор. Во дворе тем временем происходило печальное действие – на стульях и табуретках стояли два гроба, вокруг толпились с мрачными, злыми или решительными лицами совершенно по-разному одетые люди: в чиновничьих шинелях со споротыми знаками и в аккуратных ботинках, в накинутых на косоворотки пальто и в сапогах, были и в матросских бушлатах. Рабочий с нахмуренными бровями и выдвинутым вперёд подбородком говорил с небольшим немецким или прибалтийским акцентом речь: "…не дадим контрреволюционным и бандитствующим элементам безнаказанно творить свои злодейства! Их настигнет наша суровая революционная кара. Наши товарищи погибли не напрасно, а за мирную жизнь всего трудящегося народа…"

Я дождался пока он закончит говорить и подошел к стоящему в задних рядах рабочему:

— Товарищ, как мне Маршалка или Розенталя найти?

Тот обернулся, окинул меня взглядом и указал головой:

— Маршалк вон он стоит. А товарищ Розенталь речь говорил.

Я поблагодарил и подошел к старорежимного вида аккуратному мужчине с торчавшими в стороны усами.

— Здравствуйте! Товарищ Маршалк?

— Да, это я. Чем могу быть полезен, молодой человек?

— Нас товарищ Рогов к вам отправил, мы с женой переехали из Петрограда, у неё мандат из Петроградского Комитета охраны.

— Прекрасно. И мандатик, будьте любезны, предъявите… — он взглянул в мандат, который показала подошедшая Лиза. — Замечательно. Прошу минуточку, это несколько не в моей компетенции. Вам к Розенталю, — и Маршалк позвал идущего мимо нас рабочего, который говорил до этого речь. — Карл Гертович, это, скорее, по вашей части. Люди приехали из Петрограда…

— Из Петтрограда? Этто хорошо, — произнёс Розенталь. прочитав мандат. — У нас нехватка грамотного народу. А с делопроизводством и архивами просто завал. Товарищ Соколова, мы вас оформим в отдел. А вы, товарищ Кузнецов, какой опыт имеете?

— Собственно, никакого, — ответил я, — я и не на службу. Я учиться для начала хотел бы…

Увиденное только что прощание с убитыми отбивало у меня и без того небольшое желание устраиваться в органы правопорядка или воевать в действующую армию, хоть в красную, хоть в белую. "Я мирный человек, бывший программист", — говорил я себе, воевать нет ни тяги, ни привычки. Я же хотел попробовать себя в местной науке, математическое моё образование было неплохим, как я думал, а вот инженер из меня вышел бы только после получения здешнего образования, всё же практических навыков этого времени у меня не было совсем, даже ремонт простого автомобиля начала двадцатого века вызвал бы у меня затруднения. Да что там ремонт – я даже не знал, как ездить на таких старинных для меня агрегатах с незнакомыми рычагами.