Недостреленный [СИ, с илл.]

Я отослал его спать, сказав, чтобы он пришёл после обеда и еды какой-нибудь принёс. Ночью, как я и думал, деятельность штаба савинковцев замирала, и смысла следить по ночам никакого не было. Посетители к доктору, указанному на вывеске, стали появляться уже с утра, но не так, чтобы много. Опять шли горожане, мастеровые, даже женщина с ребенком была. Заходили и мужчины по виду не из рабочих, но сегодня таковых было немного. Савинкова не было, "иностранцев" тоже.

Такая же небогатая ситуация с визитёрами повторилась и в несколько последующих дней. Гриша мрачнел и рвался "всех там накрыть". Я уже начал тревожиться, что всё впустую, или ещё хуже – мы спугнули их организацию, и по этому адресу уже ничего важного нет. И ответственность за организацию наблюдения на мне! На четвёртый или пятый день наблюдений наше сидение в полуподвале надоело нам с Гришей до посинения, причём, чуть ли не буквального. Мне даже шинель не всегда помогала в сыром и прохладном воздухе.

Однако, к концу этого дня мужчин молодого и среднего возраста пришло в лечебницу больше обычного. Даже один из мужчин был вполне прилично одет, в хорошем пальто и шляпе-котелке, "иностранец" или нет, мы не знали, но похож. Разговаривая ранее с дворником, мы узнали от него слух о том, что будто бы в этой лечебнице и "мужские срамные болезни лечут, от гулящих баб подхваченные, вот мужики, особливо военные, сюды и ходют". Вот уж не знаю, сами савинковцы такую легенду для прикрытия пустили, или народ на выдумки и слухи горазд, но сегодняшних "пациентов" надо брать, пока они "заразу" дальше не разнесли. Ждать больше я не видел смысла. Савинков здесь не появлялся, а чем дальше, тем больше была вероятность, что их штаб могут переместить в другое место. Главного заговорщика у них я не поймаю, ну что ж, не буду у авторов будущей "Операции Трест" хлеб отнимать. Этих бы не упустить. Поэтому я отправил Гришу в ЧК:

— Вот что, Григорий. Ждать более нельзя, а то спугнём. Нынче у них заседание, видать. Вон и иностранец, кажись. Так что дуй в ЧК и вызывай десяток бойцов.

— Это мы мигом, — отозвался матрос. — А ты тут чево?

— А я тут посмотрю, чтобы контра не разбежалась, а ежели что, постараюсь задержать. Только как придёте, частью сразу в двери, а частью под окна им пост поставьте, чтобы наружу не сиганули, — посоветовал я парню.

— Ну, дык, поняли, не маленькие, — на ходу буркнул Гриша, взбегая по небольшой лесенке из полуподвала на улицу.

Сам я вышел из доходного дома, спокойно поднялся на крыльцо лечебницы и открыл дверь. Кроме цели, заявленной Грише, у меня был план подбросить ЧК данные о будущем Ярославском мятеже, но для этого надо было соорудить подходящее объяснение об источнике. Поднявшись по лестнице, я потянул за ручку дверь в квартиру докторов, которая оказалась незапертой, и остановился на пороге, оглядывая пустую полутёмную прихожую. "Ничего ж себе, конспираторы, расслабились! На шухере никто не стоит", — удивлённо подумал я.

Светильников в прихожей не было, лампа под потолком не горела, и свет в помещение проникал через световые окна – застеклённые промежутки над комнатными дверями. На стоявшей вешалке висели шинели, пальто и тужурки. Из прихожей были входы в комнаты, за двустворчатыми дверями одной из них, которая, по всей видимости, была столовой, доносились мужские голоса. Я попытался прислушаться. Говорили не тихо, но слов было не разобрать.

Вдруг раздался звук открываемой двери где-то за поворотом коридора, стук шагов, и в прихожую вошел одетый в шинель без погон светловолосый военный. Он, удивлённый неожиданностью, остановился и посмотрел на меня:

— Прошу простить, но лечебница на сегодня закрыта, — сказал он с лёгким акцентом и опять посмотрел на меня, ожидая ответа.

Я догадываюсь, что должен произнести какой-то пароль или условную фразу, но я же её не знаю!

— А то думал, что дохтур ещё принимает, — объясняю я своё появление, — а оно вона как.

Военный понимает, что я не "свой", и отвечает:

— Приходите завтра в положенное время, на вывеске написано, до двух пополудни. Прошу вас выйти.

Я поворачиваюсь к входной двери, берусь за ручку, открываю дверь и делаю шаг наружу. Военный идёт вперёд и приближается ко мне. В это время шум спорящих голосов усиливается, и из-за дверей столовой, перекрывая всех, доносится чей-то голос: "Восстание против большевистской мрази надо поднять через месяц, когда союзники высадят десант!"

Я поворачиваю голову на звук. Военный бросает быстрый взгляд на вход в столовую и смотрит на меня. Я смотрю на него. Он понимает, что я слышал. Я понимаю, что он понимает, что я слышал. И я догадываюсь, что…

— Пойдёмте, я вас провожу, — произносит военный, в упор глядя на меня, и делает шаг ко мне.

Я отступаю и догадываюсь, что меня сейчас будут заставлять молчать. Возможно, навсегда.

Военный выходит вслед за мной на лестничную площадку и плотно прикрывает за собой дверь. Его рука делает стремительный выпад, я отшатываюсь, приложившись спиной об стену, и мимо меня проносится блестящая стальная полоска, зажатая в руке противника. Хватаюсь за эту руку и дёргаю к себе, вниз и закручиваю напавшего вокруг себя. Подавшийся вперёд враг немного теряет равновесие и летит навстречу стене, впечатавшись в неё корпусом и головой, но успевает подставить перед собой вторую руку и смягчить удар. Его рука с ножом вырывается из захвата, и я отскакиваю назад.

Противник делает несколько взмахов ножом, заставляя меня отступать. Он, похоже, не хочет поднимать тревогу, думая, что я случайный посетитель. Я не хочу поднимать шум, надеясь не спугнуть заговорщиков. Мы молча и тяжело дыша делаем круг по просторной лестничной площадке. Я вспоминаю про револьвер в кармане шинели, не глядя привычным движением спешно достаю его, и противник, видя такой железный аргумент, решается на рискованный выпад, стремясь успеть закончить со мной. Я, отклонившись, бью по его руке своей левой, а правой с зажатой в ней рукояткой нагана размахиваюсь по его голове. Он пытается уклониться, но моя рука рукояткой револьвера попадает ему в висок, и военный со стуком падает на пол. Нож вылетает из его ладони и отлетает в угол, и я бросаюсь к ножу и хватаю. Военный не двигается. Смотрю на него, сую нож в карман, пытаюсь отдышаться и привести мысли в порядок…

С шумом открылась дверь внизу, и раздался топот ног по лестнице. Неизвестные бойцы окружили меня с лежащим противником, наставив на меня винтовки, но появившийся Петерсонс развеял их настороженность:

— Что за происшествие, товарищ Кузнецов?

— Это из ихних, — сказал я. — Мог предупредить и тревогу поднять. Вот, пришлось его того… наганом по голове…

Чекист понимающе кивнул, а я добавил: