Леонид Мартынов - Повесть о Тобольском воеводстве

Но вот летом семь тысяч девяносто шестого года узнали тоболяне, что султан казахской орды Уразмухамед явился в Искер к хану Сеиду. Хан пышно встретил султана. Два владетеля не виделись уже давно и, по-видимому, решили встретиться, чтоб обсудить на досуге много важных дел. В частности, они решили совместно осмотреть новый русский город Тобольск. Осмотреть хотя бы со стороны, но внимательно, по-деловому. А осуществить этот план хан Сеид задумал под видом большой ястребиной охоты на берегу Иртыша и на лугах возле нового города. Эта затея давала повод появиться у самых стен Тобольска. Будто заехали сюда невзначай, гонясь за добычей. Пятьсот татарских и казахских всадников выехали из Искера по направлению к тобольскому устью. Среди этой напоминающей войско свиты находились хан Сеид, казахский султан Уразмухамед и мудрый татарский мурза Карача, — тот самый, что предательски заманил когда-то в засаду и убил Ивана Кольцо, соратника Ермака Тимофеевича. Кавалькада, следуя по берегу Иртыша, появилась близ Тобольска. Вскоре татары выехали на луг, что меж Чувашами и Троицкой горой.

Данила Чулков, наблюдая со стены городской за действиями татар, разъяснил тоболянам сущность татарской ястребиной охоты. Ястребов они приручают просто. Нахлобучивают на глаза ястребу колпачок. Снимают с ястреба колпачок лишь тогда, когда птицу кормят или пускают за добычей. Принес добычу, получил награду — и снова под колпачок, во тьму. Так, мол, к Кучум да и этот хан Сейдяк поступают и со своими воинами. Держат, яко во тьме, под колпачком неведения, чтоб не знали, что такое мощь российского государства. «Русские де, мол, нам не страшны!» — говорят; темным татарам ханы. Колпачок с глаз снимают они воинам лишь во время охоты — войны. «Айда, в бой, за добычей!» И летит воин-ястреб, хватает случайную добычу. Налетает орда на русские села. Победа! Не знают темные татары, что эта победа призрачная, что все равно не побороться им с Русью, что новые и новые русские отряды придут на смену прежним. И смеялся Чулков, указывая на татар, на их головные уборы: «Ишь, колпачки-то на глаза нахлобучены! Видите, казаки? Не охотничьих ястребов, а их хозяев — вот кого надо опасаться».

«Князь Сейдяк владелец бе, и салтан царевич казачьи орды, и думный кучумов пущаше за птицами ястребов. И воевода послаше послов к Сейдяку, чтоб жить им в мире и приехал бы к нему во град, любезно да советуют и живут по-братски заедино». Так повествует тобольский летописец [1] С. Ремезов. См. о нем главу V. . Осталась и картина, изображающая это событие. Слева — Троицкая гора, на которой стоит город Тобольск, окруженный деревянной стеною с башнями; внизу — Иртыш, корабли; справа — луг, получивший позднее название Княжьего в память этой самой ястребиной охоты князя Сейдяка. Из города на луг спускаются послы Данилы Чулкова. А в верхнем правом углу картины изображены Сеид, Уразмухамед и мурза Карача в сопровождении копьеносной рати. Над ними кружатся ястреба.

Сеид не сразу принял заманчивое предложение побывать в Тобольске. Звали на пир, на мирную беседу, но владетель старой Сибири вовсе не питал миролюбивых чувств к русским. Он только и мечтал о том, как бы уничтожить этот новый русский город на горе. Вен охота, как сказано, была замаскированной разведкой. Сейдяк вовсе не намеревался жить с Чулковым «по братски и заедино». Он колебался дать согласие. Задумались и татары.

Знал ли он, что таким же волнением, такими же сомнениями охвачены и русские люди там, в Тобольске? А вдруг татары, заехав в город, начнут погром? А те, кто остались, — окружат город. Так думали многие из тоболян. Но Данила позаботился обо всем. По условию, сопровождать Сеида в город должны были только сто человек.

Сейдяк тем временем советовался со своими приближенными и с гостем. Казахский султан, по-видимому, человек очень любопытный, был не прочь посмотреть, город изнутри. И среди татар нашлись люди, полагающие, что русские не смогут ничего плохого сделать.

Сейдяк принял решение.

Сто три азиатца, озираясь, въехали в ворота Тобольска, в ворота города, который рано или поздно они рассчитывали взять. Четыреста всадников расположились у городской стены.

Силы у обеих сторон были равные — пятьсот тех и пятьсот других. И если русские имели, как преимущество, огнестрельное оружье, то татары находились в более выгодном положении — в случае надобности, они могли, обложив Тобольск, собрать тем временем любое количество людей для штурма города.

Хан, султан и мурза проследовали в дом воеводский к пиршественному столу. Сеид сел рядом с людьми, которых рано или поздно он решил уничтожить. Но эти русские люди встретили его, хана, чрезвычайно почтительно. И надо полагать, Сеид не сразу мог догадаться, что эта почтительность была слегка иронической. Хан Сеид не бывал при дворе покойного Иоана IV, а эти воеводы бывали. Хан Сеид не видывал, как царь Иоан Грозный принимал там, в Москве, подозреваемых в измене бояр, как вкрадчиво и даже ласково встречал он своих недругов, прежде чем вывести их на свежую воду. А эти русские воеводы Сукин, Мясной и Чулков были выучениками Иоана. Они все трое были людьми не особенно знатных фамилий, не принадлежали к родовой знати. Они были питомцами царя, который беспощадно расправлялся со спесивой родовой знатью. И в лице хана Сеида и султана Уразмухамеда они видели теперь азиатскую знать, которую едва ли особенно чтили. Во всяком случае, в вежливости воевод и Чулкова было нечто такое, что заставляло казаков улыбаться.

Итак, гости сидели за столом. Хозяева потчевали. О чем говорили они сначала? Должно предполагать, что прежде всего разговор зашел о здоровьи и благополучии присутствующих. «Здоровы ли скот и души ваши?» — обычная формула азиатской вежливости. Говорили о здоровья царя Федора и царицы Ирины. Возможно, что зашла речь и о пресловутой бабе-лекаре, что прибыла из Англии для помощи царице Ирине при родах. Роды царицы! Вопросы русского придворного быта не могли не интересовать хана и султана. Весьма вероятно, что вспомнили и про Ермака Тимофеевича, про славные битвы татар с русскими здесь, в окрестностях старой Сибири. Ведь это было недавно, всего восемь лет назад. И уж наверняка речь зашла о дальнейших планах татар. Что, мол, думает хан Сеид о будущем? Зачем пришли с войском под самый город? Только ли на охоту?

И тут-то, как повествует летописец, хан Сеид и опустил глаза «глаголя оману в слове». Он стал говорить что-то невнятное, «седоша за столом и бояшеся». И заметили русские, что Сеид вдруг задумался, не пьет и не ест.

Задумался.

Тогда Чулков и спросил Сеида:

— Что на нас мыслиша зло?

Данила взял чашу и поднес ее хану. Сказал всем троим гостям: