Виктор Душнев - Потомок Святогора

А время шло. Цветущим было и Кушанское царство потомков согдиан. Бухара благоухала до тех пор, пока её жители не ожирели от роскоши и не потеряли способности воевать. Сначала облик страны изменило нашествие арабов. Огнём и саблей они заставили местные племена принять ислам. Страна ариев лежала в развалинах.

Но через некоторое время после нашествия арабов Бухара снова расцвела. Несмотря на то, что с северо-востока постоянно вторгались в её пределы тюрки-кочевники, которые оттесняли ариев, истребляли, иногда ассимилировали их, придавая арийскому народу не свойственные ему черты характера и образа жизни. Происходили и антропологические изменения. Однако, невзирая на все исторические перипетии, Бухара набирала силу, разрасталась. Новый народ развивал ремесла, давая новые орнаменты гончарному делу, кузнечному ремеслу, ткачеству. По-новому развивалось земледелие, строились культовые здания: великолепные минареты с мечетями и медресе. И даже опустошительный набег Чингисхана не привёл этот город к упадку. По-прежнему был он центром торгового пути с востока на запад и с севера на юг.

Таджики, принадлежавшие к одной из ветвей арийского корня, тюрки и монголы, смешиваясь, образовывали новые народы. Бухара к описываемому времени входила уже в состав Белой Орды, которая, в свою очередь, была зависима от Орды Золотой.

Дикое и жестокое средневековье тяжёлым бременем ложилось на людские плечи. Живя в постоянной опасности, они всегда были готовы отразить нападение врага. Постоянно тренируя своё тело в ловкости обращения с оружием, азиаты достигли совершенства в военном искусстве. Великолепные наездники, виртуозно владеющие саблей, пикой, кинжалом и, естественно, арканом, — воины из Азии были почти неуязвимы в битвах с европейцами. А в сражениях между собой побеждал тот из них, кто не только прекрасно владел оружием и искусством ведения боя, но и отличался хитростью и коварством...

Бухара — великий город. Он богат, знаменит всевозможных дел мастерами, равно как и преступниками, доводившими свои деяния до степени совершенства. Коварны многие бухарцы. Но и среди них непревзойдённым по своей жестокости, граничащей с изуверством, был «правоверный мусульманин», бывший сотник в войске Бату-хана Темир. На его личном счету более сотни тайных дел, закончившихся убийствами, и больше тысячи душ, загубленных во время сражений в походах.

Лето в тот, 1280 от Рождества Христова, год выдалось на редкость жарким. Знойное солнце своими огненными лучами раскаляло песок добела, сжигая последнюю, и без того скудную растительность пустыни. Люди, истомлённые жарой, искали малейшей защиты от неё, чтобы хоть немного отдышаться.

Темир, как обычно в такое время, прятался от солнца в тени росших во дворе дома его любимых чинар. Выращенная и тщательно ухоженная рабами трава и рядом глубокий, с чистой прохладной водой бассейн создавали дополнительную свежесть и вызывали приятное ощущение в теле.

Старый хозяин был худощав, даже поджар, но в его уже тускнеющих глазах, однако, ещё светился огонёк хищника, стерегущего свою добычу. Он лежал на персидском ковре на пуховых подушках, без которых и в жаркий полдень обходиться уже не мог. Рядом сидел на коленях смуглолицый раб и махал большим веером, нагоняя ветерок. Темир полудремал и был погружен в воспоминания. Но вот он очнулся...

— Хозяин! — услышал Темир знакомый низкий голос и приподнялся на локтях, откинув голову назад, чтобы увидеть человека, вошедшего под тень чинары. Светловолосый, с голубыми глазами, по всему слуга, но, судя по ласковому выражению лица Темира, почитаемый хозяином слуга.

— Присаживайся, — указал Темир на ковёр рядом. — И говори, что тебя беспокоит. Я внимательно слушаю, Махмуд.

— У ворот нищие просят подаяния.

— Много их?

— Шестеро.

— Кинь по лепёшке, — небрежно махнул рукой Темир, — и ступай. Нет-нет, постой! — спохватился он. — Ничего не слышно про моих сыновей? Куда опять запропастился Ахмат, не знаешь?

— Нет! — коротко ответил Махмуд.

— И младших с собой утащил. А Абдулла и Вагиз ещё такие несмышлёные...

— Ничего не известно про них, господин. Но как что-нибудь услышу, сообщу непременно.

Слуга ушёл. Его статная высокая фигура скрылась за дверью в заборе сада.

«Да, преданны эти урусуты [3] Урусуты, урусы — так называли русских у некоторых восточных народов. хозяевам, когда не знают своего происхождения, — глядя Махмуду вслед, подумал Темир. — Совсем мальчишкой, года три, может, ему и от роду-то было, швырнул я его в свой обоз как добычу. В начале похода, кажется, на реке Матыре и в городке Онузе, откуда мы двинулись на Рязань...»

Темир во благе почесал живот. Взял гроздь винограда, начал обирать её и класть спелые ягоды в рот.

«Упорно тогда сопротивлялись урусуты, — продолжал вспоминать он. — Махмудову мать я тоже связал и бросил в обоз. Из-за них едва жизни не лишился. Налетел, как после оказалось, отец Махмуда и чуть не срубил мне голову. Благо увернулся от удара. Связали мы и его тогда. Правда, непокорным оказался. Говорят, князем был, всё плевался в меня. Иваном вроде звали. А может, и не князь был вовсе. Пришлось с живого кожу сдирать. Думал, орать будет, но терпеливы урусуты, ни звука от него не услышал...»

— Господин! — вновь появился Махмуд. — Дал я странникам по лепёшке, да наглые оказались. Стали браниться, что мало. Пришлось плетьми прогнать.

— Правильно сделал, — похвалил слугу Темир. — Так их!

— Что-нибудь ещё, господин?

— Ничего не надо, Махмуд, пока ничего. Хотя... распорядись, чтоб готовили конный отряд с дыхкан [4] Дыхкане (дехкане) — земледельцы на Востоке. недоимки собирать, больно прижимисты стали. Сам поедешь, а то этот дармоед Хасан слишком мягкосердечен, говорит, совсем разорены дыхкане. Врёт!

— Конечно, врёт, — согласился Махмуд. — Себе много хапает, а сваливает на них.

— Да я с него шкуру спущу! Где он?

— С твоими сыновьями.

— Ладно, поезжай. Да узнай про Ахмата, что-то неспокойно у меня на душе за сыновей. Ведь все трое уехали. Ступай.

Махмуд ушёл. Темир проводил его глазами: «Этот вытрясет из недоимщиков всю душу. Им известно, что Махмуд уже не одну голову снёс. С детства приучен к хорошему делу — выколачивать добро для своего господина».

Поправив подушку под локтями, Темир перевернулся на другой бок.

«Что-то я уже забывать стал... — вздохнул. — Мать-то его, кажется, сбежала. Отчаянная женщина! Огонь!.. Да, хороши урусутские бабы, но дерзки до безрассудства. Вот и Махмудова мать — как развязала верёвки и убежала, до сих пор ума не приложу. Зато сын её — великан. Голубоглаз, широкоплеч, самый верный и преданный слуга. Лет пять ему было, когда по моему приказу зарезал одного неверного кыпчака [5] Кыпчаки — кочевой тюркоязычный народ, именуемый на Руси половцами. Война монголо-татар с половцами во многом стала причиной нападения их и на Русь. . Плакал, дрожал, но зарезал. И заставил я его тогда напиться крови того неверного. Так надо. Зато сам верный теперь как пёс. Сколько раз он меня от смерти спасал. Но и я его полюбил, как сына. Ахмата так не жалею, как Махмуда...»