Кристин Лёненс - Птица в клетке [litres]

Однокомнатную квартирку приобрела в собственность молодая незамужняя женщина, которая перед подписанием купчей навязала мне последнее условие: поставить еще одну стену и снести часть другой, чтобы обеспечить проход из туалетной комнаты на лестничную площадку и вместе с тем заблокировать вход в нее из моей квартиры, чтобы получилась коммунальная ванная с туалетом на две семьи. Выбора у меня не было, и девица это понимала. Теперь, чтобы попасть из моей собственной урезанной комнаты в мою собственную уборную, мне приходилось выскакивать из квартиры. Зачастую я с лопающимся мочевым пузырем валялся в постели, не находя в себе сил встать.

К своей вящей досаде, вскоре я заподозрил, что в этом чулане оказался у всех на виду. Притом что я вел скрытное существование, на некоем всеобщем уровне меня знали как человеческий курьез – образцового современного мужчину. Чем бы я ни занимался, меня не покидало ощущение, будто за мной наблюдают. Мой чулан ужимался в размерах, и сам я превращался в гнома. У меня был уголок для сна, уголок для еды и гигиенический уголок с маленькой белой раковиной, где я умывался и набирал питьевую воду. Чулан превратился в клетку, но за мной наблюдало нечто громадное. Я ощущал присутствие великого всевидящего глаза, который днем и ночью подглядывал в мое мансардное окно. Не так ли я представлял себе Бога?

Я утратил всякое ощущение своего дома и очень скоро понял, что оказался в Эльзиной клетке . Да, Эльза сделала меня своим пленником; я находился на ее территории – своей у меня не осталось.

Клетка со всех сторон слепила белизной, а я хотел вырваться, но лишь бился о стены. Это Эльза держала меня в плену, это Эльза лишила меня свободы, терзала, загоняла в подобие своего прежнего закута. Она с интересом наблюдала во мне брожение правды, пока не нагноилась моя душа! Никаких «иди к черту», никаких шлепков по заду, а просто хлоп-хлоп крылышками. Опасаться любого «если», молиться за каждое «быть может» с перспективой гнить и разлагаться в этом чулане.

Она хотела правды, и я дал ей правду. Нет! Правда как таковая была ложным понятием! Если человеку снится, что на него идет охота, значит в собственной постели ему небезопасно. Человек находится там, где его дух. Если мужчина жил монотонной жизнью с одной женщиной, но не отпускал от себя другую, запертую у него в сердце, то та, первая, была его единственной любовью. Единственной, с кем он делил свою жизнь. Самый потаенный, самый могучий дар, которым наделен человек, – это даже не жизнь, а способность отсекать от нее лишнее у себя в голове, подравнивать ее у себя в сердце, холить все отводки, которые должны были вырасти на этой ветви – и выросли по его воле, откалиброванные в его душе. Там и спрятано древо жизни, привитое каждому.

Впрочем, давно пора взять себя в руки. Побриться, почиститься, собрать грязную одежду и липкую посуду. Как же я до сих пор не проверил почту? Ответы, видимо, придут только в том случае, если я проснусь. Неужели положение было так безнадежно, как у меня описано? Почему я сидел, как гриб на пне, и ждал, чтобы она сделала первый шаг? Я упустил время для мужского поступка! А ведь мог ее вернуть – надо было обыскать каждый дом, каждую квартиру в Вене и, найдя, вымолить себе еще один шанс… Схватить ее в охапку и унести силой своего чувства! Правдивостью своих намерений! Открыть чистую страницу! И не одну! Почему я не написал всей правды черным по белому? Она могла бы прочесть и вынести собственное суждение. Неужели такие усилия не стали бы доказательством моей любви? В крайнем случае можно было разбросать страницы по всему городу. Глядишь, кто-нибудь ей бы сообщил, кто-нибудь понял бы, о ком там написано.

Втиснув реальность, чувства и воспоминания в прокрустово ложе слов, я по меньшей мере смог бы ее поймать и навечно поселить в доме из белых листов и черных строк. И тогда я смог бы ее открыть, а точнее, раскрыть заново. В самом деле, чтобы откопать в этой жизни хотя бы крупицу счастья, нужно изрядно побороться, верно? Разве деревьям не требуется сила, чтобы укорениться в скалистом грунте? Добраться до скудной капли воды? Или согнуться под житейскими ветрами? Или уйти на три четверти в илистую грязь? А чистой почвы вообще не бывает!

Времени утекло с лихвой. Оставалось купить пачку бумаги и пишущую машинку, чтобы изложить правду. Напряжением всех сил. А что мне было терять? Ни крова, ни семьи, хоть броди по улицам, да и то вряд ли ее отыщешь. Нет, чтобы ее вернуть, надо было бороться до последнего. Богом клянусь, я мог бы предложить ей более глубокие отношения, более устроенный быт, новый дом под терпким апельсиновым солнцем. Мог бы купить розовый трейлер, чтобы до конца наших дней колесить с ней по мостам с острова на остров. Путешествовать со своим жилищем, как делают черепахи, – разве не так она сама когда-то сказала? Носить свой дом на спине.

Я напечатал это черным по белому, а потом перечел, но исключительно для проверки подлинности. Слова то и дело начинали двигаться собственным курсом и заставляли меня говорить больше, чем я собирался сказать, не нарушая приличий, но мой подход, очевидно, устарел… Ряд эпизодов я просто опустил – они не отвечали тем меркам, с которыми я сверялся. Я просто записывал – и вот результат, который обрел собственную жизнь, такую же несовершенную и покореженную, как наши воспоминания. Надеюсь тем не менее, что в пробелах между строками можно различить правдивость моей любви, как грустного примата – меж прутьев клетки. Истерзанный бессонницей, я бодр как никогда. Я раскрываю ладонь. Пусть мою надежду, вечную и неизменную, подхватит осеннее воинство грядущей поросли.

Моя благодарность за предоставленные фактические материалы – Акселю де Мопё д’Аблежу, Флоранс Фариболь и Кароль Лешартье (Мемориальный музей мира в Кайене, Франция); покойному Симону Визенталю (Центр Симона Визенталя в Вене); Паулю Шнайдеру (Мемориальный фонд депортации); Георгу Шпиталеру и доктору Урсуле Шварц (Архивный фонд документов австрийского Сопротивления); Эве Блимлингер (Исторический комитет, Вена); Ютте Периссон) (Австрийский культурный форум, Париж); доктору Джеймсу Л. Кугелю (факультет богословия Гарвардского университета); Вере Штурман и Элизабет Горт («RZB-Austria»), а также Аннелизе Михаэльсен, Амели д’Абовиль, доктору Антонио Бути, Моник Финдли, покойному доктору Моррису Вайнбергу, Андреасу Прелёйтнеру и его отцу, покойному Йоханнесу Прелёйтнеру. Хочу выразить сердечную признательность Лауре Сусейн и Берте Ной за веру в успех долгого пути от первого чернового варианта и далее. Я очень многим обязана Филиппу Рею, Кристиане Бессе и Трейси Кейрнс за подготовку нынешнего издания романа, а также Тайке Вайтити за его самоотверженный труд по экранизации этого произведения.