Геннадий Левицкий - Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора

Не самый большой неф мог вмещать до восьмисот человек, на нем же предстояло плыть всего лишь двум десяткам. Он был весьма прост в управлении, однако чтобы неф не стал игрушкой для морских волн, его необходимо было нагрузить. Тамплиерам повезло, что они купили «Сафиту» вместе с грузом, но и его оказалось недостаточно. Остаток дня тамплиеры закупали все, что может пригодиться в длительном плавании.

Заботы этого дня не позволили храмовникам провести в молитве положенные литургические часы. Лишь на вечерне все собрались у алтаря, который сохранился на судне в нетронутом виде. Рыцари надели белые плащи, а сержанты коричневые. Вполголоса, чтобы не привлекать внимания, они пропели положенные уставом псалмы, произнесли обычные молитвы. Затем братья шепотом, с великим духовным неистовством, благодарили святого Виктора и Господа за необычное везение, которое сопровождало отверженных беглецов в последнее время. Наступила полночь, но братья продолжали без устали благодарить Небесного Отца за счастливое обретение «Сафиты». Впереди тамплиеров ждал труднейший путь в неизвестность, но они увидели помощь Господа и твердо верили, что Он не оставит рабов Своих. Отверженные миром знали, что одолеют все трудности, потому что с ними Иисус Христос.

Умбер де Блан сделал над собой усилие и поднялся с колен. Братья покорно последовали его безмолвному приказу. Необходимо было потратить на отдых остаток ночи, чтобы завтра немногочисленная команда могла управляться с парусами.

Удача продолжала сопутствовать тамплиерам. Вместе с утром неожиданно пришел хороший ветер с востока.

– Поднять якоря! – приказал Гийом.

Корабль, словно птица, выпорхнул из гавани Марселя и полетел в сторону Геркулесовых столбов. Новый порыв ветра сорвал с большого паруса кусок ткани, и большой крест тамплиеров затрепетал под облаками. Франческо после покупки судна приказал закрыть красные кресты, но матросы сделали это не слишком хорошо. Вслед за первым появился крест и на втором парусе. На берегу в изумлении застыли зеваки, королевские солдаты грозно замахали обнаженными мечами.

Тамплиеров переполняла гордость, некоторые со слезами счастья смотрели на внезапно явившиеся кресты; и они не собирались исправлять оплошность команды ломбардца.

– Попробуй догони! – крикнул Гийом в сторону грозивших солдат.

Быстроходный неф стремительно удалялся, бегающие по набережной люди становились все меньше и меньше, пока не превратились в муравьев.

Тамплиеры продолжали смотреть на исчезавшую землю, мысленно прощаясь с ней навсегда. В это время на сушу надвигались черные тучи. Они смешивались друг с другом, и от их передвижений казалось: на небе шла битва. В некоторых местах появлялись светлые фигуры, но порывы ветра пригоняли новые грозовые облака. Над «Сафитой» продолжало светить солнце, но людям с палубы было тревожно и больно видеть, как потемнел даже воздух над прибрежной полосой. Тьма окутала Францию среди дня.

– Где Умбер де Блан?! Где может скрываться командор Оверни?! – Великий магистр из места своего заточения однажды услышал крики разъяренного Гийома де Ногаре.

Толстые стены темницы не пропустили к ушам Жака де Моле ответы рыцарей Храма, над которыми учинили допрос. Поскольку, обычно сдержанный в эмоциях советник продолжал орать нечеловеческим голосом, то стало понятно, что Гийом де Ногаре проиграл эту битву с тамплиерами. И теперь допросы и пытки ничего ему не дадут… но это знал лишь один человек – Великий магистр ордена Храма. Жак де Моле понял, что план удался даже лучше, чем задумывался: хранитель королевской печати не добрался до братской казны – и оттого он сейчас в ярости. Умберу де Блану удалось бежать. Но главное, спустя долгое время не отыскались следы командора Оверни, а это значит: хитон Спасителя покинул землю франков.

Несколько дней Великий магистр радовался неожиданному открытию, совершенному благодаря несдержанности Гийома де Ногаре. Тюремщики, впервые увидевшие улыбку на устах Жака де Моле, решили, что тамплиер лишился ума. Впрочем, недолго продолжалось необычное для заключенного поведение. Радость от спасения величайшей реликвии – главного сокровища ордена – сменилась осознанием того, что он никогда не увидит хитон Спасителя, никогда не прикоснется к нему, не сотворит над ним молитву. Настроение Великого магистра продолжало меняться от радости к огорчению, и наконец, главным человеком ордена овладела апатия. Ему стало все равно, что произойдет с ним и с орденом Храма. Подобное настроение было совершенно некстати, потому что появилась реальная возможность спасти орден, или хотя бы многих его братьев от смерти и заточения. И Жак де Моле не смог ее использовать.

В христианском мире начали ходить слухи, что французский король присвоил собственность тамплиеров; а самые смелые говорили, что из-за денег орден Храма и был уничтожен. Филипп Красивый не был отчаянным храбрецом, а потому почел за лучшее затаиться и несколько лет не производить никаких действий с тамплиерами, а также с их имуществом. Что ж… Время стирает в памяти людей даже собственные успехи и боль. Мир стал забывать о храмовниках, к радости короля. Но… Монарх, совершивший немало вероломных поступков с целью поправить опустевшую казну, на сей раз изменил собственному правилу. Оно гласило: любое начатое дело следует доводить до конца в кратчайший срок; иначе появятся другие люди, которые поставят последнюю точку совсем не там, где предполагал человек, прошедший начальную и самую трудную часть этого дела.

Неожиданно глава христиан – Климент V – потребовал от короля допустить его уполномоченных к томящимся в тюрьмах тамплиерам. Слабовольный и зависимый от Филиппа, Великий понтифик собрал в кулак остатки воли и приступил к судебному разбирательству, коего устал ждать христианский мир. В противном случае Климент утратил бы остатки своего авторитета; ведь орден Храма подчинялся только ему и только Великий понтифик имел право его судить.

В свою очередь, королю Франции недоставало наглости и сил, чтобы отвергнуть законы, на которых держалось тогдашнее мироустройство. Итак, посланники Климента появились в тюрьмах, где содержались тамплиеры, и последние, иные искалеченные и полусгнившие, поверили, что в этот мир вернулась справедливость. Они искренне каялись в клевете на самих себя, и их выслушивали – впервые за последние годы.

– Все обвинения, – с жаром повествовал рыцарь-тамплиер Понсар де Жизи, – касающиеся отречения от Иисуса Христа, плевка на крест, мужеложства и прочих гнусностей, были ложными; все то, в чем братья ордена и я сам, исповедались ранее, было ложным, и они сделали сие только потому, что их пытали, а также оттого, что тридцать шесть братьев ордена умерли в Париже, как и множество других в прочих местах, вследствие пыток и мучений.