Андрей Шайкин - Крестьянские мемуары

В 1905 году дедушка Иван Малый ездил в Золотое, в питомник около села Лопатино, купил 100 деревьев яблонь себе и большаку, и стало в двух дворах 200 яблонь. С ним же ездили шабры (соседи) Родионычев Василий и Шимрин Иван Алимыч, которые тоже привезли по 100 черенков яблонь. Яблони поливали два раза в год: весной - чтобы яблоки росли крупные и чистые и сентябре - чтобы почва нагуляла. У них была плотина на ерике, и от нее они пускали воду по саду, по канавам, по которым вода по всему саду расходилась. Весной и осенью яблони окапывали. Траву в саду косили три раза за лето.

В году 1906-м или седьмом, до войны 1914 года, начал у нас Столыпин нарезать земельные участки каждому, кто пожелает. Добровольно, навечно, но против желания общества, народа. У нас в крестьянском обществе земли причиталось на душу, на мужчину, 3 десятины. У нас было 3 поля – яровое, ржаное и пар. А Столыпин стал нарезать на душу больше, по категориям, хорошей земли – в 2 раза больше, чем было принято в обществе, а если земля плохая - в 3 раза больше нарезал на душу. Ему (Столыпину) народ говорит: “Нарезай по-нашему, сколько мы нарезаем на душу. Нарезай (не ближние земли), а от границы Асметовки, от Липовки”. Потому что туда никто не шел. Но Столыпин делал все против воли народа. Почему он нарушал правила народа, больше давал земли а счет общины?

Добросовестные, совестливые не шли в вечники ни в какую, а некоторые нахалы стали одобрять реформу. И Столыпин начал нарезать им земли около реки Сердобы, по реке Саполге, где у нас, у колхоза имени Ворошилова, была недавно ферма животноводческая - в яме, не доходя до Богомольного родника. Первыми сели Карякины, Михеевы по-уличному, – на горе, около леса, вдоль речки, вблизи Сердобы. Второй дом был поставлен в конце Емельянова оврага, на горе, около леса. Дальше построился Потапов Федор, на расстоянии 1 Ѕ километра также на горе, около леса. Дальше построился Лялягины – на горе, на краю леса, расстояние такое же друг от друга. Дальше построился Захарышкин (по-уличному), на горе, на краю леса, расстояние такое же друг от друга. Дальше построился (фамилия неразборчиво) – тоже на горе, на краю леса, вдоль реки.

Дальше поселились вдоль Елшанки, поворотя вдоль Елшанки два дома – фамилию хозяев забыл, на горе, около леса, отрезав речку Саполгу от общества-народа общинных земель. Еще лучше! Еще построили два дома - один у реки Сердобы, в 2-х километрах от Малой Сердобы, другой – по реке Саполге – отец Журлова Ивана. Иван Журлов еще жив, мы его называли Деверь, ему тогда было 12 годов, молодой был.

Потом было разрешение – можно продавать навечно землю, душевые наделы. Платили дорого, я забыл цену. Иной человек пьяница, продаст землю душевую навечно и пропьет, а дети и жена нищими остались навечно. Разве это законно? Очень неправильно. Но некоторые накупили земли, таким давали кредиты, нарезали на Гремячке - овраге на реке Саполге, - давали на душу 3 десятины. Мне запомнилось: Никита Потапов накупил землю. Навечно. Их два старика, детей не было, очень были жадные, о смерти не думали. А пришлось помереть страшно. Никиту раскулачили и выгнали из Сердобы. Он уехал в Энгельс, в Саратов, и там извозничал на лошади. Зимой поехал из Энгельса в Саратов через Волгу, а в одном месте не замерзла вода. Он туда и заехал на плавню и утонул вместе с лошадью. Вот и отжил! А навечно покупал землю. Его Бог наказал.

Начал Столыпин нарезать и вдоль речки Сердобы земли вечникам. Были вдоль речки луга до Панкратовки. Первыми там сели Овражновы, и дальше стали селиться. Реку отшибли от общества. Еще поселились два дома на Иткаринской дороге, от Песчанки недалеко. Один дом был – Тихоновы, а другой чей – забыл. Воры заехали к Тихоновым, постучались в дом, в дверь. Старик вышел. Они сказали: “Укажи нам дорогу!” Они его сразу убили и зашли в дом. Старуху и сноху Дарью привязали веревкой, а мальчик Гриша залез в шесток, ему было восемь годов. Большак сын был на войне 1914 года. Грабители все в дому ограбили, все забрали и уехали. После этого Тихоновы сразу сломали дом и перевезли в Сердобу.

Вот теперь оценку делай Столыпину. Земля была наша, народная, нам ее прадеды отвоевали, барина прогнали, а он приехал, стал командовать нашей землей, хозяйничать. Почему он не отрезалу помещиков, у Гагарина, у Устинова, у Салова, у Юматова и у других? А к нам приехал, крестьянам, и стал мутить народ, общество, делал вражду в народе. Народ очень озлобился. Чтобы друг с другом передрались? И побили бы многих. Если бы не революция 1917 года, Октябрьская революция, у нас была бы резня. Разве можно около реки Сердобы все заселять и воду отрезать, водопои? Мы бы и без Столыпина могли приблизить дальние земли от межи: поселили бы там поселки. Вот приблизили же наши старики дальние земли: 4 выселка сделали: Асметовку, Турзовку, Липовку и Шингал. Дали переселенцам землю как положено, поровну и лес дали. А Столыпин, стал больше давать земли на душу. Половине Сердобы не хватило бы земли. Тогда, что же, иди безземельные куда хочешь, на 4 стороны. Это тоже как раскулачивание.

После революции вечники все разбежались. А которые в Сердобе остались, их раскулачили, и многие смотались в города.

Столыпин неправильно делал. Вот его и убили (в) 1916 году. Мне отец рассказывал – он служил в Киеве. Зашел человек к Столыпину в кабинет и застрелил в упор. Наверное за то, что насолил всему народу. Некоторые сегодня его хвалят: он-де правильно делал. Я это слышал по радио. Но это неправильно.

Я, Шайкин Андрей Васильевич, родился в 1900 году 16 октября. Вот прохождение моей жизни-истории. В 1905 году мне было 5 годов. Была в Сердобе забастовка в сентябре месяце. Была ярмарка. Вот ярмарку мужики разбили, разграбили, пошли в Сердобу разбивать винополку с вином. Стражники, казаки, чуть помню, скакали с моста, не могли с ними справиться – народу было очень много, и все вооружены, кто чем. Казаки отступили и ускакали. Бунтовщики, на мой взгляд, поступали неправильно. В доверие к крестьянам пролезли эсеры и командовали, чтобы опорочить социал-демократическую партию. Нам рассказывал Гудков Кузьма Калентьевич, он был революционером, что они, революционеры, собирались по ночам на Зотовой горе тайно. Вот к нам в Сердобу (рассказывал Гудков) пробрались эсеры в социал-демократическую партию и нам предложили выйти разбивать ярмарку и у богатых мужиков зажигать гумна, а хлеб – у тружеников. Вредили. После мы догадались: они направляли нас на это дело, чтобы нашу социал-демократическую партию опозорить. Мы их, эсеров, всех выгнали (в годы Гражданской войны).

Пошел я в школу, мне было 8 годов. Учился очень хорошо, сдал испытания на похвальный лист. Учился в школе 3 года. Дедушка Иван сказал отцу: “Андрею хватит учиться, надо работать”. И вот начал я пасти лошадей, ездить в ночное, пахать, бороновать. В 1914 году началась война с Германией, отца и дядю взяли на войну. Дома остались старики, бабы и малыши. Мобилизовали часть лошадей. А дедушка Иван посев не убавлял: 10 десятин в каждом поле – яровом, озимом и пар, всего – 30 десятин. А убирали все вручную: жали, молотили цепами. Жали бабы и подростки: я начал жать и косить, когда мне исполнилось 14 лет. Было очень трудно.