Анатолий Виноградов - Три цвета времени

– Ну, а вы? – раздался чей-то голос.

– Я старался их перегнать, – ответил Бейль спокойно, – но мне это не удалось, потому что я не успел надеть сапог на одну ногу и бежал, держа этот сапог в руке, не будучи в силах ни остановиться, чтобы его надеть, ни бросить его, чтобы ускорить бегство. Я наколол себе ногу и прихрамывал. Нашелся только один жандарм, который всех – и генералов и солдат – называл мерзавцами, уговаривая остановиться, не для того чтобы дать отпор врагу, а просто объясняя, что стыдно бежать от пяти бородатых мужиков. Под конец этот жандарм, оставшись один в поле, повернулся сам и к вечеру пришел на бивуак, до которого мы все бежали. Кажется, его фамилия Меневаль. О нем говорили с восторгом. Его искали, вызывали, чтобы наградить, но он спрятался, и когда, наконец, был отыскан, то клялся страшными клятвами, что он не принимал никакого участия в деле, что это был не он, и, только увидев в руках офицера крест, успокоился и пришел в себя. Оказывается, он боялся, что его расстреляют. Вот вам весь героизм.

– Однако мы знаем и другие случаи, – возражали ему.

– Я тоже знаю другие случаи, – возразил Бейль. – На третий день после выхода из Москвы я оказался в роте, значительно отставшей от основного отряда. Разведчик сообщил о том, что путь загражден русским отрядом. Вот тут началось паническое состояние, часть ночи прошла в сетованиях и жалобах, потом подошла большая, подкрепляющая нас группа и, вместо того чтобы нам помочь, сама впала в паническое состояние. Явился командир, которого я сейчас не назову и который обратился к нам со словами: «Вы сволочи! Вы не стоите того, чтобы держать ружье в руках, завтра всех вас перебьют!» и несколько еще более крепких слов, которых я, к сожалению, не могу передать в присутствии дам. Эта поистине гомеровская речь, произвела впечатление. Началось героическое продвижение вперед. На рассвете, пробираясь через кустарник ползком, мы добрались до того места, где были бивуачные огни русского отряда, и наткнулись там на изголодавшуюся собаку. Вот и все.

После ужина гости, шокированные выходками Бейля, понемногу привыкли к остроте его суждений. Общество разбилось на группы, приехал Поликарп Ансло, окруженный рецензентами и молодыми драматургами Французского театра.

– Как вам нравятся эти подающие надежды люди, сидящие в редакции «Глоба»? – спросил Бейль Проспера Мериме.

– Мне они нравятря в той мере, в какой помещают мои статьи. Я согласен печататься в любом журнале, независимо от направления.

– Вы делаете большую ошибку, – сказал Бейль, – и если еще не было случая, называемого недоразумением, то будьте уверены, что вам еще придется проглотить не одну горькую пилюлю. Кстати, не ваши ли статьи в «Глобе» о драматическом театре?

– Мои.

– Почему вы их не подписали?

– Потому что я не придаю им значения.

– Ответ неискренний, Клара! Я не подписываю именно тех вещей, которым придаю значение. Не следуйте моей привычке к ложным именам и анонимным выступлениям. Впрочем, в одном случае я это не только оправдываю, но и приветствую. Я прочел великолепную «Хронику Карла IX» и приношу вам поздравления. Но имейте в виду, что она может послужить источником больших неприятностей для вас. Не выдавайте своего авторства, раз уж вы его не проставили на книге. Все-таки довольно рискованно. Карл Девятый и Карл Десятый, там – подготовка резни гугенотов, здесь – подготовка резни либералов; там – католическая реакция, здесь – смертная казнь за святотатство. Смотрите, как бы вас за вашу апологию атеизма не сочли осквернителем алтаря. В наши дни в Париже страшно тяжело дышится. Я вчера только узнал о событиях в Модене. Открыт новый карбонарский заговор, и маленький моденский государь прославился невероятной жестокостью. В доме некоего Чиро Менотти собрались инсургенты. Их окружил батальон австрийской пехоты, и горсточка в тридцать человек отстреливалась целые сутки. Пришлось вызвать артиллерию и снести дом пушечным огнем. Вот вам страна, в которой огненный характер населения прорывает пласты омертвевших рас, как вулканическая лава.

– Даже не крепость, а частный дом в городе… с артиллерией, – как непохоже на наш век, – сказал Мериме. – Это какой-то эпизод из «Миланской хроники XVI века».

– Да, но хуже всего, что в этом заговоре принимал участие Шарль Луи Бонапарт, неугомонный мальчишка и страшный авантюрист. Вот почему во Франции заговор Чиро Менотти так близко принимают к сердцу. Помяните мое слово, этот Шарль Луи Бонапарт, племянник Наполеона, всю Францию превратит в дом Чиро Менотти. [166]

– Кто вам сказал, что он племянник Наполеона? – вмешался в разговор Сент-Бев. – Его мать не жила с мужем, тот сидел в Гааге в качестве голландского короля, а Гортензия Бонапарт скиталась по Европе то с Дюроком, в которого была влюблена, то со своим камергером Флао. Кто настоящий виновник рождения Шарля Луи Бонапарта, сказать трудно, но рассказывают, что когда голландский король получил нежнейшее послание от супруги, заявившей, что она не может больше выносить многолетних одиноких скитаний без короля-супруга, то он хлопнул себя по лбу и сказал: «Ей-богу, она беременна: проститутка хочет сделать королевскую мантию своим одеялом». Он поставил глухую перегородку вместо дверей, ведущих на женскую половину дворца. Однако перегородка не помешала Бонапарту родиться. Разводя руками, голландский король приказал произвести артиллерийский салют, приличный рождению наследника.

– Да, но поступок этого мальчика в Модене и смелость его побега говорят за него, – заметил Мериме.

– Они говорят за Дюрока, – сказал Бейль. – Хороший плечистый генерал, он может сработать и не такого мальчика.

Собеседники рассмеялись.

– Тем не менее Меттерних недоволен и, кажется, предупреждает Францию о том, что этот мальчик может наделать много неприятностей, – сказал Бейль.

– Какое дело Меттерниху до этого? – спросил Мериме.

К говорящим подошли Ремюза и двое молодых людей.

Ответил Бейль:

– Этот ворон, сидящий в Вене, интересуется решительно всем. Меттерних – диалектик реакции, самое оригинальное его свойство – выбор новых средств для защиты старого мира. Он стоит на той точке зрения, что государства со времени нашей революции перестали жить изолированной жизнью, что у них у всех могут возникать общие враги в лице новых сословий, поднимающих голову. Обязанность соединенного союза государств в том, чтобы эти головы отрубать. Вот почему он стоит на точке зрения «вмешательства» в жизнь дальних и ближних соседей. В этом он, конечно, прав. Метод международного удушения революции есть метод международного сотрудничества людей старого мира в борьбе с революциями. Это самый большой показатель того, что человеческие общества меняют лицо. Там, где были раньше единицы, теперь выступают на историческую сцену тысячи, а через известное время движущей силой истории будут миллионы. Меттерниху это не нравится. Он хочет вернуться к единице.