Юрий Качаев - ...И гневается океан [Историческая повесть]

— Как вам угодно, — пожал плечами Барбер.

Шлюпка капитана Эббетса вернулась с берега через час, и матросы подняли на борт «Юникорна» окровавленного русского с обломком копья в левом боку.

— Живой? — спросил Эббетса Барбер.

— Да, но он потерял много крови и сейчас без сознания. Пришлите, пожалуйста, вашего лекаря.

Круглое лицо Эббетса было бледным и растерянным. Когда пришел лекарь и занялся раненым, Эббетс продолжал:

— Резня там была страшной. Много детей… Мне до сих пор нехорошо, хотя я и не могу пожаловаться на свои нервы. Убитых мы, как могли, похоронили. И знаете, кого я нашел среди них? Знакомого матроса с брига «Джерри». Он мой соотечественник.

— Но как он попал к русским?

Капитан Эббетс покачал головой.

— Он был не с русскими, сэр. Он принимал участие в нападении на форт.

— Но откуда вам это известно, черт меня подери? — воскликнул пораженный Барбер.

— Этот человек был убит картечью. Русской картечью. И, думается мне, он был не единственный белый, сражавшийся на стороне тлинкитов.

Барбер задумался, потом сказал деловым тоном:

— Что ж, все возможно. Но нам некогда заниматься гаданием — нужно действовать. Я предлагаю высадить десант с пушками.

Однако последующие события избавили обоих капитанов от лишних хлопот.

Неожиданно из бухты вылетело длинное каноэ с десятком индейцев на борту и прямехонько направилось к «Юникорну».

— Кажется, удача сама плывет к нам в руки, — удивленно заметил Барбер.

Но он удивился еще больше, когда выяснилось, что в гости к нему пожаловал не кто иной, как сам Скаутлельт со своим племянником Котлеяном. Оба вождя держали себя так, будто здесь ровным счетом ничего не произошло. Они явились даже без оружия.

«Почему они так уверены в своей безнаказанности?» — подумал Барбер, в упор разглядывая вождей. Старший, из них, Скаутлельт, словно отвечая на немой вопрос Барбера, заговорил:

— Белые люди приходят к нам с полудня или с заката [29] То есть с юга и с запада. . Ваши лодки пришли с полудня, и вы не любите длиннобородых людей, которые приходят сюда с заката. Они мешают вам. Мы помогли вам и убили всех длиннобородых.

Барбер, неплохо знавший наречие тлинкитов, перевел слова вождя Эббетсу.

— Каков мерзавец, а? — возмутился тот. — Да ведь он играет на наших неурядицах с русскими!

— Чего же ты хочешь? — спросил Барбер индейца.

— Мы помогли вам, — повторил Скаутлельт, — и взамен хотим получить ружья, порох и пули.

— Взамен каждый из вас получит веревку на шею, — зловеще сказал Барбер и сделал знак матросам, толпившимся вокруг. — Взять их и заковать в кандалы!

Подталкивая прикладами, матросы погнали индейцев в трюм. Капитаны спустились туда следом.

— Послушай, ты, — снова обратился к Скаутлельту Барбер. — Вы еще можете спасти свою шкуру, если привезете сюда все меха, которые захватили у русских.

— И всех пленных, — вставил Эббетс.

— Да, и всех пленников.

Скаутлельт, не отвечая, глядел прямо перед собой. Лицо у него было неподвижным, как у деревянной статуи. Барбер нетерпеливо повернулся к Котлеяну.

— Может быть, ты подумаешь о своей жизни?

— Мы не взяли у русских никаких мехов, — глухо сказал Котлеян. — Все сгорело.

Эти слова Барбер не счел нужным переводить.

— Но у вас есть свои меха. Я сейчас отпущу двоих ваших воинов. Скажи им еще раз сам, чего мы хотим: три тысячи бобров и всех пленных.

Избегая презрительного взгляда дяди, Котлеян повторил требования капитана.

Отпущенных индейцев Барбер отправил с пожеланием:

— Советую поспешить. Если к заходу солнца пушнина и люди не будут здесь, я повешу ваших вождей во-он там, на нок-рее [30] Нок-рей или нок-рея — оконечность поперечины мачты. . Ступайте.

Ближе к вечеру вся бухта была усеяна каноэ. Но индейцы почему-то медлили подходить к кораблю.

— Придется пощекотать им нервы, чтобы они поторопились, — сказал Барбер и распорядился вывести заложников на палубу.

Котлеяна, Скаутлельта и одного молодого воина поставили под мачту и всем троим накинули на шею петли. До корабля долетели крики ужаса, но лодки все еще не двигались из бухты.

— Вздерните вот этого парня, — ровным голосом приказал Барбер, и в петле, корчась, закачалось тело молодого индейца. Лишь тогда все каноэ сорвались с места и помчались к кораблю. Когда они приблизились на расстояние кабельтова [31] Кабельтов — одна десятая морской мили, около 185 метров. , Барбер велел им остановиться.

— Иначе я открою огонь из пушек и потоплю всех! — крикнул он. — За пушниной и пленными мы пришлем свою лодку.

Пока матросы с «Юникорна» перевозили меха и людей, за индейской флотилией с обоих судов неотступно следили круглые темные зрачки пушечных жерл.

Среди доставленных на корабль двадцати трех пленников оказалось еще пятеро мужчин — двое русских и три алеута. Остальные были женщины с Кадьяка.

С заложников сняли оковы и отправили на берег. Поделив связки бобровых шкур, капитаны выпили за здоровье друг друга. На прощание Эббетс поинтересовался, каким образом бывшие пленные попадут к своим.

— Я отвезу их к Баранову, на Кадьяк, — ответил Барбер.

— У вас благородное и великодушное сердце, сэр! — обрадовался Эббетс. — Засвидетельствуйте мое почтение мистеру Баранову. Прощайте!..

И корабли разошлись. Один из них, «Юникорн», действительно взял курс на Кадьяк.

Резанов работал над японско-русским словарем, когда в дверь каюты постучали. Вошел лейтенант Головачев.

— Николай Петрович, приехал король и с ним Кабри. Они говорят, что с гор виден трехмачтовый корабль. Полагаю, это «Нева».

— Дай-то бог, — поднимаясь из-за стола, сказал Резанов. — Идемте наверх.

На палубе стояли Крузенштерн, король, француз и еще какой-то островитянин, который, как оказалось, привез с собой свинью и сейчас торговался с капитаном, ожесточенно жестикулируя.

— Взамен он требует такого же попугая, какого вы подарили королю, — пояснил Резанову Кабри.

— Так что же, мы очень нуждаемся в свежем мясе. Француз повернулся к островитянину и что-то сказал. В голосе его прозвучала злоба. Туземец боязливо попятился и вдруг опрометью бросился в свою пирогу.

— Он, верно, не понял вас, — обратился к Кабри Крузенштерн. — Скажите ему, что мы согласны. Пусть он вернется.

Кабри подошел к борту и, очевидно, повторил слова капитана. Однако островитянин стал грести к берегу еще поспешнее, словно ему грозила какая-то опасность. Король тоже казался напуганным: он смотрел на Крузенштерна со страхом и удивлением.

— Сдается мне, что наш толмач ведет двойную игру, — по-русски сказал Резанов Головачеву. — А, Петр Трофимович?