Всеволод Иванов - Пархоменко [Роман]

— Вести, что ли?

— Вести, товарищ комдив! — крикнул другой ординарец, так как первый пыхтел и занят был тем, чтобы удержать и довезти до Пархоменко начавшего барахтаться офицера. — Прикрытие ихнее товарищ Буденный снял!

— Вижу.

Офицера спустили на землю. Он, увидав огромного, забрызганного кровью и грязью всадника, изменился в лице и упал на колени.

— Ладно, ладно, — сказал Пархоменко. — Вставай. Пленных не бьем.

Широко улыбаясь, он выслушал офицера и затем обратился к ординарцу-кубанцу:

— Почетная у меня разведка! Спасибо. Скажи командарму — все сделаем! Будем сегодня идти по тылам панским.

И, пуская в галоп своего вороного, весело добавил:

— А также передай, что, кроме того, буду хлопотать о награде командарму, как разведчику. Редкое счастье! Не каждому достается. Нашли, наконец, слабое место. Нашли.

Показались укрепления Самгородка, но не в лоб, а с фланга. Из окопов испуганно выскакивали и немедленно бросались в бегство белопольские солдаты. Несколько кухонь и лазарет стояли в овраге. Врач бежал с криком: «Сдаемся!» Броневики мчались на полном ходу к укреплениям, которые, несомненно, с флангов слабее защищены. Бойцы мгновенно спешились и построились в цепи. Цепи шли быстро, бросая гранаты и без труда рубя проволоку.

— Ничего, хорошо идем, Моисеев?

— Двигаемся!

Пархоменко легко перескочил яму, овитую колючей проволокой и утыканную на дне острыми кольями. Ожесточенные крики бойцов и ответный вой белопольских солдат слышались и впереди и по бокам.

— Здорово идем!

— Двигаемся, — кричал где-то в отдалении Моисеев. — Вперед, красная конница!

— За Ленина!..

Пархоменко оттолкнул в сторону бойца, который бежал впереди него и на которого бросился белопольский солдат с винтовкой. Увидав необыкновенно высокого казака с саблей и пистолетом, солдат на мгновение опешил. Пархоменко выхватил у него винтовку и, так как солдат сверкнул ножом, Пархоменко, сжав зубы, его же винтовкой ударил его по голове.

— Туда же, еще с кинжалом, сволочь!

Окопы остались позади.

Открылись панские тылы.

— По коням! — скомандовал срывающимся голосом Моисеев. — У-ух, по коням, советская конница!

Пока подводили коней, цепи остановились на мгновение передохнуть. Покурить бы, но куда там, когда из-за рощи, за Самгородком, скакала на них панская кавалерия. Резервная дивизия генерала Савицкого, узнав, что конноармейцы прорвали укрепления, спешила ликвидировать прорыв.

В те же минуты здесь появился Буденный. Понимая, что бой достиг высшей точки напряжения и что, как это ни опасно, появление командарма могло оказать решающее и немедленное влияние на быстрейший исход операции, Ворошилов не только не стал спорить с Буденным, предложившим «на минутку передать наблюдение за боем начштабу, а самому мне спуститься вниз», — Ворошилов одобрил это предложение и сказал, что сам тоже «спустится».

— Паны! — сказал Буденный, указывая на двигающиеся из рощи массы конницы Савицкого. — Плохо может быть дело у наших. В бою и погоне они порасстроились.

— Поможем четырнадцатой! Она хорошо билась.

Рядом, проселком, шел эскадрон 81-го полка. Артиллерийский дивизион сопровождал его.

— Откуда? — крикнул Ворошилов. — Резерв?

— Вашим приказанием, товарищ Ворошилов, идем на пополнение восемьдесят первого полка!

— А что бы вы сделали на маневрах, если б, вот как сейчас, увидали перед собой противника?

— По всей видимости, атаковали бы его, товарищ Ворошилов.

— И атакуйте! Мы с вами. Мы тоже из резерва!

— А-а!..

Командир эскадрона, молодой московский рабочий, чернобровый, с выпуклыми синими глазами, ошалев от восхищения, что рядом с ним в атаку пойдут Буденный и Ворошилов, так напружинил свое тело, что чуть было не вылетел из стремян, а конь его шарахнулся, не узнав голоса своего хозяина:

— В а-а-ата-ку-у!

— Ура-а!..

Выхватив шашки, эскадрон, конвой, Ворошилов, Буденный кинулись на дивизию Савицкого.

Глядя на отважных всадников, командир артиллерийского дивизиона, тоже молодой московский рабочий, сказал ухмыляясь:

— Они все думают — конь! Конь, конечно, хорошо, но и снаряд тоже друг. Посмотрим, кто кого обгонит.

И он приказал бить в упор по приближающимся белополякам.

Неожиданный артиллерийский огонь, атака конницы, внезапно появившиеся из-за укреплений броневики, которые сопровождали Пархоменко, — все это вместе ошеломило и привело в смятение дотоле стройную и гордую дивизию генерала Савицкого.

— Бе-ежит, хлопцы!

— Па-ан бе-е-жит, товарищи!

— Побёг!..

Увидав бегство своей красивой и, казалось, непобедимой кавалерии и увидав прямо перед собой тех, кто погнал эту кавалерию, увидав броневики и артиллерию красных, — белопольская пехота не выдержала и побежала!

— Ну вот, подняли-таки! Встал пан! — сказал Буденный, снимая головной убор и вытирая лицо платком. — Теперь есть о чем доложить в Москву.

— Поднялся пан!

— И нескоро ляжет.

— Разве в могилу!..

К вечеру 14-я дивизия прошла уже двадцать пять километров в прорыве.

Направо и налево от нее лежали убитые и раненые польские паны, те, что намеревались владеть Правобережной Украиной и всей Белоруссией. Дороги заполнялись пленными. На перекрестки дорог Ламычев свозил захваченные орудия, пулеметы, снаряды и винтовки.

В 8 часов вечера 6 июня, то есть именно в тот день, когда белопольское командование собиралось разгромить и уничтожить дотла войска Конармии, начдив-14 Пархоменко издал приказ о том, что задание партии и правительства выполнено:

а) Прорыв совершен.

б) Конармия идет по тылам белополяков.

в) Киев отрезан от панских тылов.

Если Пархоменко принимал какое-либо решение, он уже не откладывал его и им не овладевали ни колебания, ни робость. Решено — сделано. Партия приказала разгромить белополяков. Это приказание целиком отвечало всем стремлениям Пархоменко как революционера и полководца. К этому приказанию и были направлены теперь все думы и мечты Пархоменко: как лучше и быстрей выполнить приказ.

Поэтому-то Пархоменко заставлял свою 14-ю дивизию, поставленную заслоном на юг и восток охранять наступающие на Житомир и Бердичев другие части Конармии, не только отражать удары врага, который мог появиться со стороны Киева, но и непрерывно искать его. Забот, значит, было много.

Скоро дивизия вышла к железной дороге. По пути, как весной выкидывают всякий мусор со двора, дивизия опрокидывала телеграфные столбы, взрывала дорожные мосты, впрягая волов, стаскивала в сторону рельсы, а когда кончилась взрывчатка, жгла захваченные вагоны.

Эти пожары, взрывы и разрушения, которые бойцы совершали без восторга, скрепя сердце, должны были вызвать и расширять панику среди белопольских войск. Так оно и вышло: паника распространилась вплоть до Киева и дальше.