Гусейн Наджафов - Лодки уходят в шторм

Офицеры с семьями погрузились на корабли, и флот во главе с новым "командующим" кавторангом Бушеном покинул Петровск. Через неделю, 28 марта, в город вошла Красная Армия.

Тем временем добровольческий флот подошел к берегу Баку. Мусаватское правительство все-таки запретило ему входить в порт. Продав несколько сторожевых судов и вооружение, флот двинулся к берегам Персии.

В Энзели англичане остановили добровольческий флот на рейде, отказались предоставить ему базу.

Генерал Бичерахов, стоя на мостике "Президента Крюгера", флагмана добровольческого флота, насупившись, смотрел на жерла береговых орудий, наведенных на них, и поражался подлости англичан: не впускают его в Энзели, тот самый Энзели, куда он полтора года назад расчистил путь англичанам, откуда он, поступив к ним на службу, отправился в Баку и так много сделал для того, чтобы они оккупировали его!..

Впрочем, чему же поражаться? Разве Бичерахов не знал, как обошлись англичане с другими своими "союзниками", членами Диктатуры Центрокаспия, пригласившими их в Баку? В сентябре восемнадцатого года, убежав из Баку на этом же самом "Президенте Крюгере" от турок в Энзели, Денстервиль и Ноис запретили войти в бухту судам с "диктаторами" и беженцами, последовавшими за ними. Началось двухнедельное "энзелийское стояние" судов, переполненных бакинцами, умиравшими от голода и эпидемических заболеваний. Сколько трупов, похороненных в море, выбросило волнами на берег к ногам англичан! В те дни бывший член Диктатуры Велунц, всего месяц назад произнесший пылкую приветственную речь на официальном приеме в честь англичан, потребовал личных переговоров с Денстервилем. Велунцу разрешили сойти на берег. Но едва он возмущенно заявил протест, представитель английского командования влепил ему звонкую пощечину…

Теперь началось "стояние" добровольческого флота. Спустя несколько дней англичане поставили условие: убрать андреевские флаги и интернировать команды. Деваться было некуда, корабли спустили русские флаги, вошли в бухту и снова стали называться "Хис Мэжестис Шип" — корабль его величества…

Да, много грозных предзнаменований принес мартовский ветер.

"Март пройдет — минует горе", — говорят азербайджанцы.

Шел апрель двадцатого года. Но и он не сулил Усуббекову ничего хорошего.

С началом весны отовсюду шли тревожные сообщения: крестьяне захватили землю, подожгли усадьбу, солдаты дезертировали из армии.

Еще в начале марта генерал-губернатор Хан Нахичеванский с тревогой сообщал: "По негласным сведениям, полученным мною агентурным путем, главным образом в сел. Котляревка, Карягино, Барятинское и Пушкино Джеватского уезда ведется разными подозрительными личностями сильная агитация в пользу большевистского переворота. Агитация перебрасывается и в сел. Покровка, Привольное Ленкоранского уезда. По сведениям, агитаторы снабжены большими денежными средствами, а население этих сел хорошо вооружено".

Усуббеков вызвал Нахичеванского и устроил ему разнос.

— Вы что, отменили военное положение? Нет? Так что же вы либеральничаете? Пресекайте агитацию всеми доступными мерами, вплоть до расстрела! Оцепите побережье, чтобы ни одна лодка извне не пристала к берегу!

А в начале апреля Усуббекова еще больше "порадовал" генерал-губернатор Тлехас:

"Большевистская организация от слов уже приступила к действиям, причем действия эти предполагаются в самом широком масштабе. С этой целью и для установления связи с большевиками, проживающими за пределами республики, была сделана местной большевистской организацией попытка похищения баркаса "Маштага", не удавшаяся вследствие случайных лишь обстоятельств, причем документами, обнаруженными у бежавших на баркасе лиц, и их собственными показаниями было установлено, что одной из задач, поставленных себе этими лицами, был тайный провоз в Азербайджан огнестрельного оружия все с той же целью свержения власти путем вооруженного восстания".

"Близится грозный час…" — снова и снова вспоминались Усуббекову слова из письма Нариманова. Красная Армия уже на границе Азербайджана, у Самур-чая, Красный Флот — в Петровске. Неужели это конец?

Однажды, оставшись наедине с Мехмандаровым, он спросил:

— Скажите, генерал, наша армия сможет противостоять противнику?

— Какого противника вы имеете в виду?

— Разумеется, Красную Армию.

— Не более получаса.

— И это говорите вы, военный министр!

— Господин премьер, вы же знаете, две трети нашей тридцатитысячной армии дерется с дашнаками в Карабахе. На границе с Дагестаном Красной Армии противостоит не более трех тысяч солдат, а в самом Баку их всего две тысячи. Поручиться за их преданность не берусь…

"Значит, все! Поджечь промысла и бежать!.."

Двадцатого апреля Пономарев снова приехал в Баку. Последний раз он был здесь в феврале вместе с Али Мамедовым и другими ленкоранцами на Первом съезде Компартии Азербайджана. Съезд проходил нелегально в помещении легальной профсоюзной организации — Центральной рабочей конференции, которая размещалась в самом центре города, в двухэтажном доме на Николаевской улице. Два дня делегаты от всех партийных организаций республики собирались под самым носом правительства, рассказывали о положении дел на местах. С докладом по организационному вопросу выступил Дадаш Буниатзаде.

Съезд называли объединительным: он провозгласил создание Коммунистической партии Азербайджана, в которую наряду с Бакинским комитетом РКП (б) вошли организации "Гуммет" и "Адалят", хотя фактически они слились еще осенью девятнадцатого года.

Председателем ЦК АКП(б) стал двадцатишестилетний большевик, инженер-экономист Мирза Давуд Гусейнов. Он учился на том же факультете коммерческого института в Москве, что и Иван Осипович Коломийцев. Членами ЦК были набраны Гамид Султанов, Дадаш Буниатзаде, Али Гейдар Караев, Али Байрамов.

Съезд призвал рабочих и крестьян Закавказья готовиться к свержению своих буржуазно-помещичьих правительств.

Теперь, два месяца спустя, Пономарев приехал по заданию ленкоранекого ревкома, чтобы информировать ЦК о готовности ленкоранской организации выступить для захвата власти. Сойдя с парохода, он сразу же направился в лавку "Торговля пеньковыми канатами", намереваясь повидаться с Лукьяненко и просить его устроить встречу с членами ЦК. Хозяин лавки Ягуб Мамедов узнал Пономарева и сказал, что Анатолий будет только завтра утром.

— Ну что ж, придется подождать до завтра, — огорчился Пономарев.

Он пошел побродить по городу, чтобы скоротать время до вечера, когда можно будет пойти к своим землякам, у которых он обычно останавливался.

Апрель — лучшее время года в Баку.