Галина Пономарёва - Щит и вера [litres]

– Поступим так, любезный, – тоном, который свидетельствовал о принятом решении, обратился он к собеседнику. – Вы никогда и ни при каких обстоятельствах никому не расскажете то, что сейчас изложили мне. Прошу верить моему слову. Если вы нарушите мой совет, вас ждёт тюрьма, а может, ещё хуже – расстрел.

Григорий от этих слов чуть не задохнулся.

– Как же так? За что? Расстрел! Тюрьма! – закричал он. – Вы что, с ума сошли? Да как вы смеете? Мои товарищи, может, все погибли за государя, за веру, за Россию! Может, в плену их извели, страдальцев!

– Прошу громко не выражаться, – спокойно перебил его полковник. – Это в ваших же интересах, и прошу подумать о моих словах, при этом времени у вас, любезный, вовсе нет. Мы должны с вами договориться тотчас! – довольно резко оборвал он Григория.

Полковник Николай Петрович Белов порывисто и страстно заговорил:

– Поймите, Григорий Самсонович, вы – единственный с такой историей. Я вам верю. Но знайте, вас обвинят в предательстве! Понимаете, это результат бездарности наших горе-полководцев! Мы сейчас проигрываем войну! Столько жертв! И ваше повествование – это ещё один факт, подтверждающий мои выводы. Кто захочет это признать? Кто захочет это взять на себя? Никто! Им проще вас, любезный, обвинить во лжи и назвать предателем! Как ни горько это осознавать, но это так! Может быть, за дверями нас подслушивают, прошу слушать меня молча, не возражайте мне. Я вас, Григорий Самсонович, вписываю в число варяжцев, мы найдём двоих-троих известных основному составу моряков людей, которые это подтвердят. Я возьму всё на себя. И с этой минуты вы, любезный, моряк родом из Сибири и служили первый год на «Варяге». Вас оденут в морскую форму, и вы нигде и никому ни при каких обстоятельствах в процессе всей жизни не расскажете об этом. Домашним тоже ничего не объясняйте: подобрал корабль, поэтому форма морская.

Григорий всё это слушал и с трудом понимал услышанное.

– С вами будет встречаться государь Николай Александрович, не вздумайте даже намёк подать на свою действительную историю. Я вам скажу, что государь доверчив, от него многое скрывают, скрыли и историю вашего полка. Если бы этого не произошло, плена бы не было. Вы станете свидетелем триумфальной встречи государем моряков-героев. Он высоко ценит службу Отечеству нашему. И то, что вы получите как моряк, вы по праву заслужили как солдат! – перейдя на спокойный и повелевающий тон, завершил он.

– А если я не хочу и не буду делать так, как вы говорите? – сорвалось у Григория от возмущения.

– Тогда вы погибнете! Но не как герой! А как предатель и изменник! – как приговор произнёс Николай Петрович. – Вы сейчас напишете расписку о неразглашении нашего разговора. Григорий Самсонович, я ваш друг, а не враг! Не думайте, что вы предаёте тем самым своих товарищей. Придёт время, и история всё поставит на свои места. И тогда потребуются такие люди, как вы. В этой войне много непростительных просчётов, если не больше… Я вам сейчас скажу крамольную мысль. Я думаю, что эта война откликнется революцией в России… Но вы не думайте, что я предаю государя, я просто честен перед собой и пред совестью, так же как и вы, любезный Григорий Самсонович. Мы оба служим государю и России, но, поверьте, государство наше накануне великой катастрофы. Если не будет таких, как мы, кто же будет Отечество наше защищать?! Вот так-то, любезный!

Говоря всё это, полковник подтолкнул расписку и ткнул пальцем, указав, где нужно поставить подпись.

Гриша расписался. Потом, через много-много лет, он вспомнит своего спасителя, но сейчас было горько, обидно скрывать правду. Он хотел задать вопрос кому-нибудь из руководства, кого увидит: как же так получилось с полком? Да, видно, не придётся пока!

– Пусть простят меня мои товарищи, – крестясь, промолвил Григорий, – я не предаю вас, други мои, и придёт время, виновные ответят за вашу гибель.

Героев «Варяга» встречала Одесса, потом Севастополь. Григорий был ещё очень слаб, последние физические силы ушли за длительный морской поход, впервые совершённый им. Раненых и больных по прибытии в Севастополь перевезли в санитарный вагон Курской железной дороги. Григорий, переживший недавние нервные потрясения, был даже рад, что из-за болезни не примет участия в торжественной церемонии встречи варяжцев в Одессе и в Севастополе.

10 апреля 1904 года поезд тронулся, увозя сотни моряков в Санкт-Петербург. Ещё до приезда среди моряков прошел слух, что в столице их будет встречать государь. Интендантская и санитарная службы вели подготовку к этому событию. Слабых, больных и раненых предполагалось оставить в санитарных вагонах. Григорию тоже предложили остаться, но он категорически отказался. В поезде хорошо кормили, и силы действительно к нему быстро возвращались.

16 апреля, в десятом часу утра, они прибыли в Петербург. Началось торжественное шествие моряков по Невскому проспекту к Зимнему дворцу. Впереди шли офицеры, за ними – нижние чины. Герои Чемульпо вышли на площадь возле Зимнего дворца. Григорий смотрел на город – он весь ему казался большим дворцом, – на множество людей, которые приветствовали шествующих, ему не верилось, что он увидит царя. Воспитанный в старой вере и преданности государю, он переживал отчаяние по своим погибшим товарищам, по Степану, по полковнику Лисовскому Николаю Гавриловичу! Безграничная любовь и страшное горе жили в нём воедино. Лицо было мокрым от слёз, да и не только у него одного.

Император Николай Александрович вышел к варяжцам, он обошёл строй, поздоровался с моряками. Гриша увидел небольшого рыжеватого человека в военной форме и с военной выправкой, вовсе не схожего с изображением его на портретах. Государь был скор, решителен и выражал большое почтение к сотням выстроенных моряков. Долго строй на площади не держали. Все последовали в Георгиевский зал, где состоялось богослужение. Гриша, знавший и проводивший немало в родном селе церковных служб, усердно молился и плакал, плакал. Ему хотелось упасть на колени и много-много молиться за своих товарищей. Плакали из присутствующих не только военные всех рангов и чинов, но и гражданские. Лицо у государя дрогнуло, слеза побежала по щеке. Гриша это видел. «Значит, он тоже скорбит о погибших, о героях, которые не дожили до этого события! Он, как его народ, служит России! Да, это так! Не может этот человек думать иначе! Нет у него такого права!» – мысленно заключил Григорий. После завершения богослужения Николай II обратился к героям с речью: «Я счастлив, братцы, видеть вас всех здоровыми и благополучно вернувшимися!» Гриша, как оглушённый, не всё слышал, казалось, он один на один разговаривает с императором, рассказывает ему про своих товарищей, погибших и пропавших, про свою многолетнюю службу, про то, что дома ничего не знают о его судьбе, что он жив, что сейчас видит и слышит самого императора.