Галина Пономарёва - Щит и вера [litres]

Григорий, думая о жене, часто поражался своей мысли: ведь она ни разу не спросила его, любит ли он её. Ни упрёков, ни резкого слова не слышал от Марии. В первые же дни их совместной жизни Григорий рассказал ей о своей любви к Дашутке. Он поклялся Маше быть ей хорошим и благодарным мужем. Теперь Гриша осознавал своё отношение к жене – это было глубокое и искреннее уважение. Он понимал, что это тоже не мало, а может быть, и вовсе достаточно для благополучной семейной жизни. Годы шли, и всё бы ничего, но детки у них с Марией никак не заводились. Надежда на рождение ребёнка не покидала всю семью Зыковых.

Весной 1910 года не стало Самсона Дмитриевича. Умер он как-то вдруг, за несколько дней, даже и не болел вовсе. Накануне ездили с Григорием за сеном. Он разогрелся в работе, скинул шубейку, и весенний непрогретый ветерок сделал своё дело. Старик сильно заболел, впал в забытьё, так в бессознательном состоянии и умер. Приглашённый из Камня лекарь сказал, что это двустороннее воспаление лёгких. Никакие лекарства и отчаянные молитвы Матрёны Никитичны не помогли. Самсония Дмитриевича отпели в луговской старообрядческой церкви и схоронили на луговском кладбище. Как и полагалось у общинников, на могиле не поставили оградки, лишь большой безымянный деревянный крест говорил о последнем пристанище общинного старосты старообрядцев, главы большого семейства Зыковых. Утрату почувствовала вся семья. Григорий только после смерти отца смог в полной мере оценить силу его характера, волю и пытливый ум. Несмотря на не совсем солидный возраст Григория, старообрядческая община возложила руководство на него. Он стал старостой беспоповцев-староверов. Исполнилось желание любимого Григорием деда Матвея. Матрёна Никитична со смертью Самсония замкнулась, все дела по дому полностью перешли к снохе и дочери. Домашние волновались за неё, и не зря. Мать не намного пережила своего суженого. Осенью тёплым сентябрьским днём она ушла, так же тихо и незаметно, как и прожила всю свою жизнь. Григорий стал главой семьи.

На следующий год Марья, ко всеобщей радости, понесла. Григорий уже и перестал было надеяться на появление в семье ребёнка. Он родился в мае 1912 года. Это был здоровый крепыш, сын! Григорий назвал его Савелием, Савушкой!

Роды у Марии прошли тяжело, она долго лежала в постели. Все домашние хлопоты легли на быструю и ловкую Прасковью. Она и ребёнка нянчила, к этому ей было не привыкать, и по дому хозяйничала, и за больной золовкой ухаживала. За окном стояло благодатное лето, которое давало тепло, а с ним и силы для выздоравливающей Марии. К осени она совсем поправилась, и жизнь вновь пошла обычной чередой событий и хлопот.

Хорошие урожаи последних лет позволили луговским старообрядцам вернуться к вопросу о строительстве церковно-приходской школы, которое было приостановлено из-за Русско-японской войны. Усилиями общины удалось собрать деньги и завершить строительство к 1914 году. Для открытия школы необходимо было приобрести столы, сделать заказ в типографию об издании духовных книг для библиотеки школы. Община выделила средства и положила школоведение общиннику Борису из соседнего Гоноховского прихода, которого определила в учителя. В последних числах июля Григорий Самсонович по всем этим вопросам, а также по своим делам на быстрой двуколке приехал в Новониколаевск. Последние годы дела у него в новом городе пошли хорошо, хотя и в Барнауле он продолжал успешную торговлю. Луговое оказалось равноудалённым от Новониколаевска и Барнаула, что позволяло развивать дела в обоих городах Томской губернии. Потолкавшись в торговых лавках, в банке и в типографии, Григорий собрался уже в обратный путь, радостно отмечая, что личные и общинные дела удались на славу, как вдруг увидел, что на площади возле главного храма Александра Невского стал быстро собираться народ. Это многоголосое оживление привлекло внимание Григория. Он сошёл с повозки, привязал лошадей и заспешил на площадь. Люди возмущались, кричали, особенно громко голосили женщины.

– Что случилось? – задал вопрос Григорий стоявшему рядом почтенному, что было видно по его костюму, мещанину.

– Война, брат! Война с германцами! Вот так-то! – с горечью ответил мужчина.

– Эка! А откуда известно? – ещё сомневаясь в услышанном, продолжил спрашивать Григорий Самсонович.

– А ты побудь тут малость, сейчас выйдет кто-нибудь из уездных властей и обскажут всё, – растерянным голосом продолжил собеседник.

Григорий немного постоял, толпа людей быстро увеличивалась. Нарастал шум, слышались выкрики самых разных предположений. Через несколько минут к храму подъехала лёгкая коляска, из неё вышел человек в мундире и направился к собравшимся людям. Он встал на ступеньки храма и громко стал зачитывать царский манифест.

Да, это была война! Опять война! На этот раз на западе России. Григорий отлично понимал, что его, как резервиста, завтра же призовут на службу. Надо было спешить домой, всех упредить, всё подготовить.

Григорий непрестанно погонял лошадей, которые и так чувствовали нетерпение хозяина, быстро мчались по пыльной дороге. Подъезжая к селу, он услышал набатный звон колокола. «Видно, дошла весть о войне!» – с волнением подумал он, направив повозку сразу к церкви. Он увидел, что возле церковной ограды собралось много людей. Среди селян он нашёл братьев.

– Что случилось? – обратился он к Калине.

– Германия развязала войну. Сейчас всех мужиков гребанут, кто будет урожай убирать? Одни бабы останутся! Что делает германец! – повернувшись к брату, больше рассуждая сам с собой, чем отвечая на вопрос Григория, промолвил он.

К собравшимся обратился какой-то чиновник, прибывший из Камня.

– Селяне, 1 августа Германия объявила России войну! По всей империи объявлена мобилизация в армию. На военную службу мобилизуются все резервисты, а также рождённые с 1869 года по 1894 год. Резервистам надлежит явиться третьего числа августа месяца 1914 года в Каменскую канцелярию. Остальным будут разосланы повестки, в коих будет указана дата прибытия на призывной пункт. Получив оную, мобилизованный должен явиться обязательно, – выдохнул выступавший. – Повоюем за нашу державу и царя-батюшку, веру православную! Не посрамим земли Русской! – закончил он своё выступление.

Среди собравшихся вновь поднялся шум. Опоздавшие к началу люди многократно переспрашивали о том, что было в словах выступавшего. Женщины плакали. Мужики пытались просчитать, как долго продлится война, успеют ли они вернуться к уборочной! Окружной чиновник, видимо, предполагавший такие вопросы, поднял руку и стал повторять ещё раз только что им сказанное.