Галина Пономарёва - Щит и вера [litres]

Григория, как и всех оставшихся в живых, погнали в лагерь. Он шёл по незнакомому чужому городу. Чужие люди удивлялись виду измученных пленников. Никогда Берлин не видел такого количества жалких, беспомощных и измождённых людей. Некоторые женщины и дети бросали что-нибудь съестное в колонну. Конвой на это не обращал никакого внимания. Дорога была неблизкой, специально выстроенный лагерь находился в другом конце Берлина. Город казался чистым и свежим! Каменные высокие здания стояли вдоль проезжей части мостовой. Мысли у Григория были тяжёлыми и мрачными. Он вновь и вновь раздумывал о своём пленении, ища в этом своей вины.

«Опять плен! Да что же это за участь такая?» – раздумывал он.

В колонне никто не разговаривал. Пленные, обессиленные долгой дорогой, с серыми лицами шли по чужой земле. Наверняка многие из них предпочли бы смерть в бою, чем этот плен. Плен в русской армии воспринимался как позор, а пленные – как предатели, изменники долгу и присяге. С осени 1914 года командование издавало многочисленные приказы, в которых говорилось, что все добровольно сдавшиеся в плен по окончании войны будут преданы суду и расстреляны. О сдавшихся врагу будет немедленно сообщено по месту жительства, чтобы знали родные о позорном их поступке.

Лагерь представлял собой целое поселение из дощатых бараков, сбитых на скорую руку. Такое строение не спасало от дождей, а зимой не могло держать тепла. Вместо постели – солома на полу. Среди пленных свирепствовали болезни. Русские солдаты выполняли тяжёлые и изнурительные работы на строительных работах в Берлине: строили дороги, работали в каменных карьерах. Рабочий день составлял двенадцать часов в сутки для всех без исключения, без учета состояния здоровья и воинского звания. В некоторых бараках были устроены небольшие комнаты, в которых жили по 15–17 человек. В них имелись двухъярусные нары. Вот в такую казарму попал Григорий. Своих соплеменников по определённому немцами жилью он не знал. В пищу русским военнопленным отпускалось по полфунта чечевичного хлеба в день, два раза в неделю – небольшой кусочек мяса, а в остальные дни только болтанка. Получали ровно столько, чтобы не умереть с голоду. У многих начался кровавый понос. Так шли дни, месяцы. Почти каждый день умирали несколько человек. Всё это рождало в людях тяжесть и состояние безысходности. Маленькие человеческие глаза, сколько умещается в них скорби и невыносимой тоски! За малейшую провинность или маломощную работу пленных били палками, нагайками, прикладами.

Были случаи отправки пленных на строительство боевых укреплений германцев. Многие отказывались от такой работы, воспринимая это как предательство, измену Родине. Их расстреливали и привозили новых. Так произошло с десятком человек, с которыми жил в одном бараке Григорий. Набрали вновь партию новых пленных, среди которых был Григорий, и повезли к линии фронта. Когда его вместе со всеми, вручив лопаты, вывели к строящимся немецким укрепсооружениям, все ощутили близость русских позиций. Хотелось крикнуть: «Братцы, мы с вами!» После прозвучавшей команды «Всем работать!» солдаты побросали лопаты и отказались её выполнять даже под угрозой расстрела.

– Ну что, православные, – громко выкрикнул молоденький прапорщик, которого Григорий, как и многих находящихся с ним людей, видел впервые. – Примем смерть, как подобает православным!

Он снял грязную, истёртую верхнюю одежду, оставшись в чистом нижнем белье, которое, осознав, что с ним произойдёт на позициях, надел заблаговременно, сбросил разлезшиеся сапоги и, выпрямившись, встал прямо напротив направленных немецких штыков.

– Братцы! Раздевайсь! Умрём по-православному! – выкрикнул кто-то из русских пленных.

И тотчас, как по команде, вся сотня стала скидывать верхнюю одежду. Они осеняли себя крестом, целовали нательники и переходили на сторону молодого прапорщика. Немецкий офицер при виде спокойно стоявших и бесстрашно ждавших смерти сотни человек был настолько поражён, что не решился привести приказ в исполнение, а отправил всех пленных назад. В очередной раз смерть прошла совсем рядом с Григорием. Он почувствовал её холодное дыхание. Только вернувшись в лагерь, осознал, что проклятая опять отступила.

За год плена Григорий Самсонович неплохо выучил немецкий язык. Письмо он не мог освоить, учиться было не у кого, но разговорник поддался довольно быстро. Среди нёсших охранную службу немецких солдат были люди разные. Были и сочувствовавшие русским пленным, были и социал-демократы. Именно они иногда поддерживали заключённых продуктами питания, подкупая охрану. Общаясь с немецкими социал-демократами, Григорий узнал о том, что в Германской империи назревает, как и в России, революция. Их слова были похожи на агитацию большевиков. Они тоже говорили о ненужности и бессмысленности войны для народа, о необходимости свержения монархий и о мировой революции.

«Что же это назревает в мире? Неужто конец царской власти приходит?» – размышлял он. В то же время Григорий понимал, что с падением царской власти закончится спокойная жизнь в России и в Сибири. Он достал царский подарок и Георгиевские кресты, которые сумел утаить от немцев. Долго смотрел на них, как на частицу Отечества, перекрестившись, принял для себя твердое решение.

«Нет, революция не для России. Стояла она на вере в Бога и царя и стоять будет. Российская империя незыблема! Воевал за царя и веру православную и дальше, Бог даст, ещё повоюю!» – От этого решения на душе стало спокойно. Прибрав дорогие ему ладанку и Георгии, окончательно утвердившись в своём решении, он заснул.

Больше беседы с немецкими революционерами его особо не трогали, лишь волновали новости из России.

– Может, и пора вашего Вильгельма снимать, а наш царь-батюшка пусть здравствует, – говорил он при встрече с Kamerade.

«Россия никогда не жила легко, и много врагов пытались её завоевать. Однако ничего не получилось. И сейчас выстоит Россия!» – размышлял он.

Всё можно стерпеть. Одно мучило его: что сообщили о нём домой? Ведь, если решат, что попал в плен, что будет с семьёй? Среди пленных распространялась брошюра, изданная в Санкт-Петербурге в 1916 году. Называлась она «Что ожидает добровольно сдавшегося в плен солдата и его семью». В ней в форме беседы с нижними чинами разъяснялись те карательные меры, которые будут применены к «предателям веры, царя и Отечества».

Осенью 1915 года Мария Назаровна Зыкова получила известие о своём муже Зыкове Григории Самсоновиче. В коротком извещении сообщалось, что он героически погиб в боях на Восточном фронте под городом Брезин. На указанных рубежах враг применил химическое оружие против Сибирского полка, который понёс большие потери в живой силе.