Лев Жданов - Последний фаворит

Вести ловились на лету. Менее церемонные люди перехватывали камер-фрейлин и лакеев, полагая, что от «малых сил» скорее и больше всего можно узнать истину.

Когда из покоев фаворита появился Николай Зубов с князем Александром Александровичем Вяземским, их буквально обступили и стиснули со всех сторон.

– Право, мы сами не знаем ничего. Я жду брата. Он скоро должен приехать… – откланиваясь на любезные низкие поклоны, отдавая рукопожатия, проговорил наконец Николай Зубов громко, так, чтобы могли слышать стоящие позади за обступающей его толпой.

Ряды поредели.

С разочарованными возгласами или недоверчиво пожимая плечами молодые и старые куртизаны, заслуженные сановники, генералы отошли и стали искать глазами, к кому бы еще обратиться. Не выходит ли из покоев государыни Роджерсон или, наконец, какая-нибудь из камер-юнгфер, которую любопытство выманит сюда поглядеть на блестящее сборище, ведущее себя на этот раз совершенно необычным образом.

Около часа дня появился Безбородко в сопровождении своей правой руки по иностранным делам – Аркадия Иваныча Моркова.

С лицом, изрытым оспой, некрасивый, худой, секретарь составлял прямую противоположность «хохлу» и напоминал пеструю, хищную щуку, особенно беспокойным взглядом острых небольших глаз.

А Безбородко со своей упитанной фигурой, с одутловатым, сейчас особенно сонным и усталым лицом – вследствие бурно проведенной ночи – походил на большого сома, выброшенного из воды и чувствующего удушье в несродной ему воздушной стихии.

Но этими блестящими, сейчас усталыми, мерцающими глазами, которые плохо глядели из-под припухших век, Безбородко не хуже своего юркого секретаря разглядел все и всех кругом, поздоровался на несколько ладов с различными людьми, которые попадались ему по пути, сообразно их рангу или своей личной близости к этим знакомым.

– Смотри, и Николаша-милаша здесь с будущим тестюшкой, – толкая локтем осторожного Моркова, буркнул Безбородко, когда они завидели Вяземского и Николая Зубова, сидящих в углу и о чем-то толкующих.

– Обхаживают друг друга. Старик чает найти лишнюю защиту и покрышку для своих плутней… А другой думает, что с уродом Парашей клад получит от тестя-хапуна. Как бы оба не ожглися один на другом… Помяните мое слово, граф…

– Помяни моих два, Иваныч: крепко засели эти «зубки» в нашей пасти… Много пережуют, перемелют… Уж у меня на это есть нюх. Сначала и я думал: забава на неделю, на две этот молодчик с братцем его, с мальчишечкой, с херувимчиком вербным. А теперь вижу… как бы новичок и старым дорогу не перешел, даже тому же князю светлейшему.

– Поди, ваше сиятельство, жалеть о том не станете? Место чище станет, просторнее будет… А вам этих господ бояться нечего…

– Ну, мне! Я своей головой да горбом дела вершу, служу моей матушке и государству, а не ногами фортуну нагоняю, пехтурой в храм Славы иду… Мне это не для чего, и такие фрукты для меня – тьфу!

– Ну конечно, вы сами знаете…

– А все-таки досадно! Куды конь с копытом, туды и…

– …Рак с клешней. Почитание мое свидетельствую графу всенижайшее… Вестимо, раку надо раком пятиться, садиться под кочку – переспать ночку, а не на бугорок ползти… Да, о ком это вы, ваше сиятельство?

Князь Голицын, прозванный Зайчиком, любезно раскланялся и ждал ответа, подойдя к беседующим.

Сейчас же присоединился к группе граф Салтыков со своим костыльком, в мягких штиблетах и Чертков, постоянный карточный партнер Екатерины.

– О ком это я говорил? – вопросом на вопрос отозвался по привычке медлительный «хохол». – Да, про шведов, конечно же, не про кого иного… У нас при дворе никто раком не ползет, не пятится. Все грудь вперед! А шведы стали было задаваться. Вот мы им и прописали… Нынче, слышно, и принц сам пожаловал, чтобы матушке доложить, как и что там, про дело про морское, каковое тринадцатого августа нам Бог на радость послал.

– Да, да… Взмылили мы треклятых забияк, – своим резким тоном и обычной грубоватой манерой заметил Чертков. – Не сунутся, леший бы им и два водяника в зубы! Одно жаль: немцу пришлось такую славную баталию для матушки выиграть… Словно своих, русских генералов мало…

– Вот-вот, святое, разумное слово твое, батюшка куманек, – быстро закивав головой, вмешался Салтыков. – Я и то говорил, даже… Нешто брат мой не сумел бы с такими чудо-молодцами шведов отдубасить? И дома бы все осталось. А то скажут: не умеют свои генералы войсками командовать. Из-за границы товар выписываем, принцев заморских выкликаем… Да… кхм-кхм-кхм… – вдруг спохватился и закашлялся хитрец. – Впрочем, ее воля, матушки нашей! Ей лучше знать в своем дому, что к чему… Куда квас, куда говядинку…

– Вот-вот-вот: куда говядинку! – подхватил Чертков, довольный выражением.

– А что так запоздал, батюшка ваше сиятельство? – обратился Безбородко к Салтыкову. – Раней не видел я тебя, отец Николай Иваныч. Думалось бы: из первых тебя здесь видеть нынче придется.

– Я и то раней тебя заявился, Александр Васильич. Хоть и не так рано, как думалось… Задержка вышла по дороге… Из Павловска я сюда прямиком ехал… Да около часу переждать пришлося…

– А значит, и вашему сиятельству охота большая встретилась? – спросил Голицын. – Я из-за нее торчал тоже в карете сколько. Жаль, не видел вас.

– Какая охота? Что за остановка?

– А это, изволите ли видеть, граф, – стал пояснять с язвительной улыбкой Безбородко князь Голицын, приверженец Потемкина, – на радостях, должно быть, что от светлейшего назначение пришло господину Платону Зубову, в корнеты кавалергардов возведен… охотой утром тешился. Доезжачие зайца уследили, спустили своры – как раз на проезжей дороге, под Петербурхом. И почитай, час целый никого не пропускали по дороге ни взад ни вперед. Кареты, курьеры, обозы, пешие – все так лагерем по обе стороны и чернеют, смотрят, ждут, что будет. Рога трубят, псы лают… Улюлюкают псари… Уж как серый из озимей выбежал, а за ним проскакали оба брата, в другом поле, по ту сторону дороги, косого настигли, тогда и проезд свободный стал. Вот каковы у нас случаи бывают, государи мои…

– Что же, охотой полезно тешиться… Дело не дурное, – осторожно заметил Безбородко, видя, что все молчат.

– Что кому. Вон светлейший на Дунае, на Днепре турок гоняет, фортеции у них берет. Львам подобно, отличаются многие. А мы тут зайцев струним!

Свое колкое замечание князь Голицын подчеркнул еще язвительной, полной пренебрежения улыбкой.

Но Салтыков не дал в обиду своего ставленника.

– А что поделаешь, батенька ваше сиятельство… Где же тута у нас львов найти, когда больше зайцы кругом бегают, кору гложут! – явно намекая на прозванье, данное князю Голицыну, съязвил в свою очередь фельдмаршал, устремляя все маленькое личико и острый носик прямо к лицу вспыхнувшего, обозленного намеком князя.