Эс-Хабиб Вафа - Пятая жена

Этот сад видел тяжеловесную роскошь великих моголов. Во время громадных ливней своды его аллей, как зонтик, не пропускали ни капли воды. На восточной стороне сада река Джамна, младшая сестра Ганга, обнималась с корнями его гордых деревьев.

Дождливые дни и ночи императоры часто проводили в саду. Перед ними расстилались серебристые и золотые дорожки. Запахнувшись в красные и зеленые одежды, в сад приходили красавицы из великой крепости. Их мелодичные голоса сливались с пением койла [1] Индусская черная кукушка. , попиха [2] Вид жука. и грома. Это был легкий, как всплески воды, хор, который никогда не утомлял слуха.

Сейчас этот сад — жалкое собрание нескольких деревьев с пыльной и желтой листвой. Посреди сада темнеют развалины дворца. Сквозь солнечные просветы листвы видны серые телеграфные столбы и горестная насыпь железнодорожного пути, покрытого мусором. Это — станция Делийской железной дороги Шахдара. Здание ее вы можете видеть на вершине лысого холма, открытого сухим ветрам и колючему зною.

Сад покинут и пуст. Бывает, что даже днем в него забегают шакалы. Нередко они заливисто лают возле хрупких стен хижины Фироз-хана, нищего садового сторожа.

Свеча солнца, погасая, сверкала последние минуты. Вечерние гробовщики укладывали труп белого дня в гроб сумерек и готовились опустить его в могилу запада. Деревья императорского сада стояли уже на краю могилы, и шелест их под холодным дуновением ветра звучал похоронным маршем.

Фироза, закутавшись в рваную шаль, вышла из хижины. Одна молчаливая радость освещала сердце Фирозы. Это — воплощение молодости, перед красотой которой бледнело все. Она еще не знала волнений юности и только какая-то непонятная сила искала чего-то в ее сердце. Чего? Она не знала.

Ахсан, сын помещика Хусейн-Али, с утра охотился у берега Джамны. Возле него лежала куча убитых чаек, уток и диких гусей. Слуги, друзья, знакомые — около десяти человек с ружьями — были с ним. Они хвалили его за меткость. Осыпали его приятными словами, когда он попадал. Не правда ли только богатому принадлежат все блага жизни? Неудачи — это только для бедняков. Уши богатого Ахсана были полны лестью. Тщеславие юности текло у него в жилах вместо крови. Помещик — бог в индусской деревне. Крестьяне не только считаются его подданными, они служат ему, как рабы. Помещик распоряжается их имуществом, домом, их честью. В этих понятиях был воспитан Ахсан. Он при жизни отца уже владел всем, как князь. Был он единственным сыном. Никто не осмеливался отказать ему ни в приказаниях, ни в просьбах. Две недели тому назад он заставил одну прачку отдать свой дом его другу, которому захотелось получить его.

Когда наступил вечер, Ахсан умылся, переменил охотничью одежду и за чаем обратился к своим друзьям:

— Ну, как вам это нравится, друзья мои? Господин адъютант ходил на охоту и ни черта не убил. Господин сержант три дня бегал у берега Джамны и даже маленького воробья не принес. Я удивляюсь, как это случается, что люди возвращаются с охоты с пустыми руками. Я же убиваю столько, что трудно принести. Вот перед вами лежит куча. Ни один мой выстрел до сих пор не пропал!

— Господин! С вами равняться не может никто. Одно лишь ваше намерение итти на охоту является уже ангелом смерти. Все говорят, что сейчас в Индии только два таких охотника, которые никогда не дают промаха, — льстиво сказал один из слуг.

— Понимаете, даже англичане хвалят мою меткость, — важно и с приятной улыбкой подтвердил гордый помещик.

— Верно, мой господин. Повар господина инспектора сам мне сказал, что господин инспектор хвалит вас! — воскликнул в ответ тот же слуга.

— Эти люди ценят прежде всего прицел. В прошлый раз, когда я был на охоте с господином инспектором, моя пуля случайно прошла мимо, но сагиб очень одобрил мой прицел… Да, между прочим, что с этой прачкой? — спросил Ахсан.

— Разве кто сможет не исполнить вашего приказания? Разве народ в силах хотя бы дышать перед вами? — ответил один из друзей Ахсана.

— Всем известно, что дом принадлежал прачке, но она разгневала меня своим отказом, — сурово сказал Ахсан.

— Господин, вы ее очень хорошо наказали! Теперь она со своими детьми ютится под деревом. На всю жизнь исправилась. Жаловаться некому…

— Этим людям низкого происхождения только так можно дать урок… Они надоели мне…

— Пойдемте, немного походим в королевском саду, — перебил друг.

Плащ земли и ковер неба были темны. Хохот деревьев раздавался громким эхом в небесном своде. Легкий ветер щекотал зеленые лепестки. Была четырнадцатая ночь. Вся природа с нетерпением ждала восхода полной луны.

Из хижины вышла земная луна — Фироза. Взглянув во все шесть сторон — вверх, вниз, налево, направо, перед собой, обернувшись назад, она зачерпнула воду из любимого колодца королевы и с ведрами пошла к цветнику, где пышно цвели пестрые цветы. Ветер разносил их аромат по всему саду.

Фироза полила нарциссы, мандариновые и апельсиновые деревья, поправила согнувшиеся маки и подошла к розам. Здесь она увидела, как две розы обнимались, раскачиваясь от ветра. Фирозе не были знакомы чувства, возбуждаемые объятиями, но вид обнимающихся роз зажег огонь в ее сердце. Она нагнулась. Сильный порыв ветра ниже пригнул цветы. Они целовали друг друга в губы, и третий цветок — Фироза — принимала их поцелуи и давала им свои. Почему она делала это? Она и сама не знала!

Тихие, молчаливые пальцы Фирозы ласкали цветы. Она прижимала их то к глазам, то к волосам, то опять оставляла. Цветы плавали в море ветра, и она играла с ними. Как у роз, ее красота была естественна. Ее глаза не носили следов туши, неподкрашенные губы рдели, как рубин, на лице ее не было пудры, руки и грудь были свободны от украшения, одежда не издавала запаха духов. Ей поклонялась сама природа. Длинные косы черных густых волос справа и слева сторожили дорогое лицо, как ядовитые кобры. При малейшей дерзости ветра они высоко поднимали свои головы. Фироза совсем забыла, где она находится и что она делает. Нежные лепестки цветов были в восторге от счастья. Над головой Фирозы расстилались ветви мангового дерева, из глубины которого лился ревнивый плач соловья. Он привел ее в себя. Подняв глаза, Фироза увидела улыбающееся лицо, молчаливо наблюдавшее за нею. Закипела кровь блоча [3] Цыганское племя. , Фироза покраснела от гнева. Брови ее поднялись, как мечи, готовые наказать дерзкого. Стрелы ресниц, поднимаясь одна за другой, порывались лететь в виновника. Яд гнева заставлял еще кипеть ключом кровь, но другое противоположное чувство уже вступило в борьбу с этим пожаром. Поднятые глаза опустились, и на губах расцвела улыбка. Любопытство и страсть снова заставили Фирозу поднять глаза. В короткий срок различные чувства прошли через сердце Фирозы. Чувство гнева исчезло, появилось любопытство, любопытство перешло в желание, и последней силой, которая заставила ее опустить глаза, был стыд. Что-то произошло, но Фироза не могла понять, что именно.