Имоджен Гауэр - Русалка и миссис Хэнкок

Ах, сколько разных миров сосуществует на земле! И через сколько еще из них ей предстоит пройти, прежде чем отправиться в мир иной?

Неделей позже в контору мистера Хэнкока доставляют поразительное письмо, проделавшее долгий путь с перекладными аж из самого Обана. Ничего не подозревая, он вскрывает его и видит начертанные витиеватым почерком Тайсо Джонса строки, покрывающие весь лист подобием ползучего плюща. Письмо гласит следующее:

Дорогой друг!

О, чудо из чудес!.. Прошу прощения, если я не соблюдаю положенные Церемонии, но мне надобно поведать вам о событиях столь Невероятных, что я, право, даже не знаю, как начать сие Послание. Я бы предпочел приступить к Рассказу незамедлительно – и надеюсь, вы возражать не станете.

После обстоятельных расспросов я обратился за содействием к команде одного китобойца, встреченного далеко к северу от Шетландских островов, и на третий день нашего совместного плавания мы волею случая нашли настоящую Русалку. Она попалась в сеть промыслового суденышка, и рыбаки поначалу приняли ее за косяк сельди – ибо размеры она имела весьма внушительные и мерцала под водой, в точности как рыбная стая. Они вытащили добычу на борт, всю сверкающую серебром, но уже миг спустя Русалка неведомым образом выскользнула из тенет и кинулась обратно в море. Уловленная же сетью снова, она выла и визжала, что твой Мистраль, вотще пытаясь вырваться, и целую Ночь таскала за собой суденышко по волнам, покуда не выбилась из сил на рассвете.

Она очень крупная и красивая – и уж точно не похожа ни на одно живое существо из всех, какие вам доводилось видеть в жизни. Сомнений нет и быть не может: это именно Русалка, и ничто другое.

За сим остаюсь искренне ваш,

Мистеру Хэнкоку на мгновение кажется, что он вот-вот лишится чувств. Однако он тотчас овладевает собой и – не разобрав остальную корреспонденцию, не проверив свой деловой дневник, даже не нахлобучив шляпу, – встает с кресла и стремительно покидает кабинет, на ходу надевая плащ.

Он никогда еще не ходил столь резвым шагом. Он бы взял наемный экипаж, да улицы сейчас тесно запружены, и пешком получится быстрее, пожалуй. Мистер Хэнкок петляет между каретами, портшезами и молочными повозками с такой скоростью, что сердце у него чуть не лопается. Он не успевает увернуться от тощего полудикого поросенка, покрытого черной жесткой щетиной, который стремглав выбегает из какого-то двора и врезается ему прямо в колено. От неожиданного удара мистер Хэнкок пошатывается, ногу пронзает болью, а поросенок с хриплым визгом несется дальше, оставив у него на бриджах грязное пятно.

Отыскав дверь Анжелики Нил на Дин-стрит, мистер Хэнкок уже поднимает трость, чтобы постучать, но так и не стучит. Что-то неладно. Дверь приотворена, и из-за нее доносится шум: беспокойные шаги, возбужденные голоса. Он осторожно толкает дверь и вступает в маленькую прихожую, обшитую панелью. Там никого нет, даже остролицей миссис Фрост, обычно назойливо возникающей на пути каждого посетителя.

С минуту мистер Хэнкок стоит, прислушиваясь. Вот опять какая-то беготня наверху – и голос Анжелики, надтреснутый и истерический:

– Ах! Что мне теперь делать? Как мне быть?

– Успокойся, бога ради! – раздается голос миссис Фрост, такой же пронзительный.

– Но он же клялся мне в любви!

– А ты по легкомыслию своему не позаботилась о том, чтобы скрепить ваши отношения формальным договором, – произносит другой голос, совершенно бесстрастный, в котором мистер Хэнкок узнает голос миссис Чаппел.

В ответ следуют бурные рыдания – и мистер Хэнкок, не в силах долее удерживаться, торопливо взбегает по лестнице и входит в квартиру. В гостиной Анжелики не осталось никакой мебели: ни дивана, ни шкафов, ни сервантов, ни бюро, вообще ничего. Зеркала и позолоченная клетка с мышами тоже исчезли. Теперь, когда комната опустела, каждый звук отдается от голых стен громким гулким эхом. На полу повсюду груды скомканных платьев, стопки книг, и миссис Фрост снует взад-вперед, выбирая что-то из каждой кучи и складывая в большой мешок.

Посреди комнаты стоит миссис Чаппел, уперев руки в необъятные бока и неприязненно взирая на миссис Анжелику Нил, коленопреклоненную перед ней в униженной, умоляющей позе. Волосы Анжелики, уже потерявшие завивку, небрежно стянуты в пучок; цветастый халат распахнут, а под ним лишь полупрозрачная шелковая сорочка. Мистер Хэнкок никогда прежде не видел ее в столь откровенном одеянии – он старается не смотреть, но все же невольно видит округлые очертания грудей и ягодиц под тонкой тканью.

– Ах, миссис Чаппел… дорогая миссис Чаппел, – захлебываясь слезами, выговаривает Анжелика, – примите меня обратно в «Королевскую обитель». Я буду отдавать вам весь свой заработок, ни единого пенни не утаю. Я буду учить ваших питомиц… и вообще делать все, что прикажете. Все что угодно! Только вызволите меня из нищеты!

– У меня нет места для тебя!

Анжелика разражается плачем с новой силой и обхватывает колени миссис Чаппел.

– Спасите меня, – скулит она. – Вы же мне все одно что мать…

– Вот только избавь меня от этого, – резко произносит настоятельница, отталкивая прочь Анжелику. – Даже будь я твоей родной матерью – ты исчерпала мое терпение. Ты постоянно меня подводила, всегда была своевольной и ненадежной. Я не могу взять тебя обратно в свой дом: ведь каждый клиент прекрасно знает, что ты тратишь на себя вдвое больше, чем он может тебе дать. Я пришла с единственной целью: выбрать из твоих вещей более или менее ценные, чтобы хоть отчасти возместить деньги, на тебя потраченные. И это последнее мое тебе одолжение.

– Деньги?.. – растерянно переспрашивает Анжелика. – Но за мной же никаких долгов не числится. Герцог полностью меня выкупил.

– Деньги, которыми я снабжала тебя последние несколько месяцев, поскольку мистер Рокингем не мог.

– Но я не… Элиза? – Анжелика поворачивается к компаньонке.

– Мы крайне нуждались, – беспомощно бормочет миссис Фрост. – Что я могла поделать?

– Ты брала у нее деньги? – Анжелика вся дрожит и тяжело оседает на пол, чувствуя слабость во всем теле. – Ах, Элиза, как ты могла?

– Причем без малейших колебаний, – злорадно вставляет миссис Чаппел. – Ты задолжала мне сто двадцать пять фунтов, так что мое желание возместить расходы вполне понятно.

Она, тяжело шаркая, направляется в спальню, и миссис Фрост следует за ней по пятам.

Плечи Анжелики сотрясаются; она наклоняется вперед и утыкается лбом в пол, точно магометанин за молитвой. Собственно, она и впрямь обращается к Богу:

– О Господи! О Господи! – шепчет она. – Что же мне делать?